В Переславле — художник Коледнас, он писал местных промышленников. Я считаю, что Мыльников, Тарханов и Колендас создали летопись русского купечества не менее полную интересную, чем, скажем, Александр Островский. У Островского главенствует идея, а здесь видны характерные детали, черточки, настроение. Можно представить этих людей в жизни. Как они торговали, как между собой общались, явно были ссоры романы и все что угодно… Вспоминаю групповой портрет неизвестного художника ярославской купеческой семьи: там деды, бабки, внуки, отцы. Опытный литератор может роман написать, здесь — готовые характеры. Тогда мы открыли огромную, роскошную выставку "Ярославские портреты" XVIII-XIX веков. Сначала в Ярославле, потом повезли ее Москву, в Ленинград. Портретов 150 приблизительно там было выставлено. Люди в очередях стояли на эту выставку.
Должен сказать, что время тогда другое было и интерес у многих был неподдельный. Вот сейчас кричат: "Большевики культуру зажимали!". Но ведь если вспомнить, в те годы Я. Голованов в "Комсомолке" чудесные статьи писал о наших делах. Когда мы открыли феномен Григория Островского, Сережа Разгонов в "Советской культуре", органе при ЦК, три портрета поместил на первой полосе с заголовком "Открыт новый художник!" В объединении "Экран" сняли тогда часовой фильм "Необходимая случайность" о наших поисках. Фильм этот показали раз пятнадцать по первой программе, как сейчас говорят, в прайм-тайм, то есть после программы "Время". Шли сотни писем. Просили: "Покажите, как можно больше…" "Изобразительное искусство" выпустило шикарный альбом. Это было счастье — открывать людям такое богатство, которое стало частью жизни России того времени.
В Костроме бригада реставраторов, тот же Виктор Игнатьев — директор Костромского музея, который нашел первые работы гения русского авангарда Ефима Честнякова. В деревне Шаболове, где жил и творил Честняков, мы нашли клад. Имя Честнякова сейчас заболтали потихонечку. Как же, Шагал — превыше всех, а на Честнякова спонсоров не хватает. Ну ничего, найдем мы и спонсоров, вернем в русское искусство Честнякова, потому что он — гений. Когда я болел, меня все время тянуло посмотреть на дорогие мне лица тех, с кем я тогда работал, и, конечно, хотя бы раз еще полюбоваться этими произведениями. У меня был такой период, когда я подумал, что мне уже не вернуться.
Когда создавался Советский Фонд культуры, меня избрали членом президиума и председателем клуба коллекционеров, потому что я в те годы делал очень много выставок из частных коллекций икон и русской живописи XVIII-XIX веков. Но сам я никогда не имел личной коллекции, никогда ничего не собирал. Коллекционеры меня как третейского судью избрали… Но была у меня одна вещь, которая попала в мои руки случайно. Покойный архимандрит Алипий, настоятель Псково-Печерского монастыря, замечательный собиратель русской и западноевропейской живописи, был моим другом. Когда при моем участии передал отечественную часть своей коллекции в Русский музей, он, как все истинные собиратели, сказал, что не оставит свое занятие, и если вдруг что-нибудь появится интересное, просил звонить. И какая-то бабушка принесла мне подписной портрет работы Левицкого — портрет дочери императора Павла I Александры Павловны в 6-летнем возрасте (публикуется ниже). Потрясающей красоты работа.
Я сомневался: не подделка ли это, отвез вещь к Алипию, он сказал, что отреставрируйте, мол, разберемся. Бабушка за портрет просила 3 000 рублей, деньги по тем временам огромные. Однако Алипий мог себе это позволить. Когда портрет изучили, стало ясно, что это подлинный Левицкий. Выяснилось, что Левицкий писал всех дочерей Павла для китайской галереи Гатчинского дворца в рост. А головку Великой княжны Александры — он сделал то ли для ее матери Марии Федоровны, а может быть, и для бабки — Екатерина обожала свою внучку. Как известно, она сватала ее за шведского короля, а когда тот отказался, она даже войну Швеции хотела объявлять. Александра потом вышла за представителя Австро-Венгерского двора и умерла при родах в 20-летнем возрасте. Есть предположение, что ей помогли уйти из земной жизни за то, что она упорно отказывалась поменять веру.