Среди промыслов особенно усердно он занимался катанием валенок, так его и звали в округе: Невзороф-пимокат. Войлок для валенок добывать было непросто. В дело шли шерсть овец, бездомных собак, кошек, козлов, куриный пух, болотный мох, а также волосы Ольги Бычковой, Ольги Журавлёвой, Наргиз Асадовой, пушок, покрывающий тело Юрия Кобаладзе, локоны девушки Красовского и власы монахини Нектарии, которая, будучи острижена наголо, начинала вещать о последних временах до той поры, пока волосы не отрастали вновь.
Валенки, которые катал Невзороф, были с секретом — они были говорящие. Одни валенки говорили голосом Ольги Бычковой. Из других раздавался голосок Ольги Журавлёвой. Третьи вдруг начинали петь голосом Наргиз Асадовой. А те, что Невзороф выкладывал древнеиндийским узором, маленькими крестиками с загнутыми концами, пророчествовали голосом Ксении Лариной. Валенки пользовались особым спросом в тех деревнях, где нельзя было услышать "Эхо Москвы". Бывало, уработается мужик на ниве, намается баба в уходе за скотом, соберутся вечером, поставят на стол валенок и слушают, как Майя Пешкова ведёт "Литературное казино".
А ещё валенки были с секретом: кто их надевал, тот, как ни старался, не мог их снять. И, намаявшись, шли к Невзорофу, и тот за двойную цену снимал их. Ещё Александр Невзороф промышлял бондарным промыслом, то есть делал бочки. Так и звали его в округе — Глебыч-бондарь. Бочки, которые он делал из морёного дуба, пользовались особым спросом. К примеру, в одну бочку он помещал девушку-Красовского и Александра Пикуленко, забивал днище, конопатил, делая в бочке дырочки для доступа воздуха. Бочку клал на неделю в воду, чтобы она разбухла, потом сушил её на горячем дыму, затем спускал по склону с высокой горы, и она катилась, подскакивая на ухабах. Через год бочку вскрывали, и из неё гурьбой выбегали ребятишки в белых рубашонках, похожие милыми личиками на маму и на папу, которые последними выходили из бочки и важно поглядывали на гурьбу своих детишек.
Ещё были специальные бочки, в которых Невзороф проводил омолаживание. Например, в бочку усаживалась Наталья Ивановна Басовская, туда засыпались маринованные грузди, Наталья Иванова, уложенная груздями так, что оставалась видна одна голова, рассказывала о Ричарде Львиное сердце. В другую бочку садилась Евгения Альбац. Её обкладывали мочёной брусникой, сверху клали смородиновый лист, немного укропа, дольки чеснока для приятного запаха, и Евгения Альбац рассказывала, как построить в Израиле теократическое государство.
Ещё одну бочку наполняли мёдом, сажали в неё Евгения Ясина и доливали ложку дёгтя. Евгений Ясин поначалу роптал, ибо ему нравился дёготь без примеси мёда, потом смирялся и разговаривал с кем-то по мобильному телефону, выкрикивая: "Вы слышите меня, Адам Смит? Нет, нет, это не Кейнс. Это лауреат Нобелевской премии по экономике Евгений Ясин".
Ещё в одну бочку садился Владимир Познер, и туда напускали полным-полно муравьёв. Муравьи ползали по Познеру и думали, что это их матка, потому приносили туда, к Познеру, мёртвых личинок, обглоданную лягушачью лапку, кусочек мухомора, мёртвую стрекозу. Всё бы ничего, если бы к бочке не подходил муравьед и не засовывал в неё свой длинный язык. Владимир Познер очень боялся щекотки и начинал хохотать, чем приводил в раздражение Евгению Альбац, которая называла его левитом.
Кроме того, Александр Невзороф владел ремеслом шорника. Он делал уздечки, гужи, хомуты, ременные вожжи, а также шоры, которые пользовались большим спросом не только у сноровистых кобылиц, но и у таких непосед, как Леся Рябцева и Оксана Чиж. Они путали шоры с шортами и часто щеголяли в одних шорах, вводя в грех окрестных мужиков.
Прочность и добротность изделий Невзороф проверял на Юрии Кобаладзе, которого впрягал в телегу. В телегу для веса усаживались Дондурей, отец и сын Гудковы, Явлинский с остатками партии "Яблоко", вся партия замедленного роста во главе с Титовым и Хакамадой, историки Пивоваров и Зубов, гастарбайтеры, обкладывающие плиткой старую Смоленскую дорогу, наваливалось множество гранитных глыб, в том числе Соловецкий камень. Последней в телегу подсаживалась девушка Красовский. Невзороф натягивал вожжи, покрикивая на Юрия Кобаладзе: "Ну, мёртвая, пошёл, пошёл!". Кобаладзе бился в постромках, ёкал селезёнкой, не мог стронуть телегу с места. Невзороф охаживал его хлыстом, покуда мимо не прошёл активист из общества защиты животных и не сказал ему: "Кончай мучить мерина". Тогда Невзороф сердито обратился к девушке Красовскому: "Ну, ты, грудастая, пошла вон". И впрямь: когда баба сходит с воза, кобыле становится легче. Юрий Кобаладзе поднатужился, страшно ёкнул селезёнкой и стронул с места тяжёлый воз.