Газета Завтра 47 (1199 2016)

Ещё был сорт бочек особенно глубоких и гулких, которые политологи Белковский и Павловский наполняли своими предсказаниями. Бывало опустят головы в бочки и гудят, гудят, насыщая бочки предсказаниями о скором конце России. Такую заполненную предсказаниями бочку накрепко закрывали и отправляли в Администрацию президента. Там сотрудники подсаживались к бочке, прижимали к ней уши и слушали, как внутри что-то гудит и булькает. Множество подобных бочек, наполненных слухами и предсказаниями Белковского и Павловского, шли на экспорт, и их охотно приобретала компания "Боинг".

И ещё один промысел приносил Невзорофу немалый доход, недаром в окрестностях называли его "Санька-лудильщик". Ибо он занимался лудильным делом. Ему несли прохудившиеся вёдра, кастрюли, корыта, жбаны, тазы, а также ведущих "Эха Москвы", чьи лужёные глотки местами поизносились и требовали обновления. Кроме того, у некоторых сотрудников "Эха" обнаружились дырочки, и их следовало запаять, чтобы не капало. Невзороф аккуратно запаивал отверстия в Марине Королёвой, в киноведе Дондурее, в религиозном фанатике Всеволоде Чаплине. Чтобы проверить качество работы, он заливал в них воду, подвешивал и смотрел: не капает ли из них? Потом принимался лудить глотки лучшим певцам шоу-бизнеса, причём не жалел для них материала. Он заливал расплавленным оловом глотки Филиппа Киркорова, Александра Буйнова, Лолиты, Земфиры, Ваенги. Если не было под рукой олова, он заливал им глотки горячим варом, кипящей смолой, бетонировал лучшими марками бетона. Накладывал на них особые, изобретённые для них намордники, сделанные из сверхпрочного титана, надевал на них целлофановые мешки, напяливал шлемы водолазных костюмов и в таком виде выпускал на эстраду. Слушатели были благодарны Невзорофу и просили проделать то же самое с Алибасовым, с группой "На-на", со Стасом Михайловым. Когда Невзороф забетонировал глотку Шнура, натянул на него титановый намордник и поместил в скафандр космонавта, Шнур пропел такое, что всё это вылетело из него вон и причинило слушателям многие увечья.

Ещё Невзороф разводил пчёл и умело пользовался дымокуром. Бывало, разведёт дымокур и прежде, чем идти с ним к ульям, испробует его на Майе Пешковой: подкрадётся сзади, пыхнёт дымом ей под юбку и смотрит, как из Майи Пешковой долгие часы исходит дым, и кажется, что это изба, которая топится по-чёрному. Пчёлы у Невзорофа были особенные, очень ценились меды такими гурманами, как Матвей Ганапольский, Виктор Шендерович, Сергей Пархоменко и Юлия Латынина. Юлия Латынина была большой притворщицей. Бывало, съест ложечку мёда и говорит: "Вкушая, вкусих мало мёду и се аз умираю". И Ганапольский с Шендеровичем кидаются ей на помощь, начинают откачивать, делать искусственное дыхание, бить под рёбра, щипать, тушить об неё сигареты, пока Юлия Латынина не откроет глаза и томно не произнесёт: "Ох, как долго я спала". Дело в том, что мёд, который они покупали у Невзорофа, был особый. Пчёлы собирали этот мёд на искусственных кладбищенских цветах. Они летали по московским кладбищам, садились на венки, брали взяток и сносили в ульи. Мёд, который выкачивал Невзороф из этих ульев, был сортовой: мёд ваганьковский, мёд новодевичий, мёд котляковский, мёд троекуровский. А в маленькой баночке для особо уважаемых клиентов, таких, как вице-премьеры Дворкович или Шувалов, хранился мёд, добытый пчёлами-дальнобойщицами на Арлингтонском кладбище.

Раз в год Александр Глебович со своим товаром отправлялся на ярмарку. Торговля шла успешно, и Невзороф получал большой барыш. На вырученные деньги он обычно покупал то, что необходимо в его крестьянском хозяйстве: несколько штук сукна, две-три головы сахара, брал в лавке колониальных товаров индийский чай, покупал швейцарские часы с кукушкой. А тут вдруг увидел в лавке ружьё. Он никогда не стрелял из ружья и решил приобрести его. Спросил у продавца, как им пользоваться. Тот научил его засыпать порох, класть пыж, насыпать дробь. Невзороф прихватил с собой купленные вещи, сел на подводу и, покрикивая на запряжённого Виталия Дымарского "ну, мёртвая!", поехал прочь из города.

Оглядевшись, увидел, что далеко в полях торчит колокольня. А он, надо сказать, никогда не любил церкви. И решил сбить эту колокольню. Достал ружьё, засыпал в ствол пороху, подумал, что мало, ещё насыпал. А потом ещё и ещё. Все стволы забил порохом. Положил сверху пыж, насыпал дроби, прицелился в колокольню и нажал на курок. Раздался страшный взрыв, ружьё разнесло вдребезги. Невзорофу выбило глаз, сломало скулу, оторвало руку, вышибло часть мозга. Оглушённый, он упал на дорогу и долго лежал. Когда же пришёл в себя, оклемался, встал, ощупал свои раны, то произнёс: "Ну и ну. Если ружьё тут такое натворило, то что же оно наделало с церковью". Вздохнул и отправился в Александровскую слободу.

Музон

Музон

Андрей Смирнов

ЗВЕРОБОЙ. "Война за мир"