Газета Завтра 480 (5 2003)

В тот день, когда его упрекнула старушка в магазине за незамеченную упавшую перчатку, полковник Степанов был особенно озабочен служебными проблемами. Его подчиненный, капитан Нерадов, уже больше недели не выходил на службу. Пытались найти офицера — и никак не могли сделать этого. В солидном военном учреждении, где служил Степанов, двадцативосьмилетний капитан Нерадов занимал подполковничью должность, оклад по которой приравнивался в войсках к должности заместителя командира дивизии. Вот только ответственности у офицера порой было меньше, чем у простого солдата. Впрочем, и в курсантские годы Нерадов тоже не блистал ни учебой, ни дисциплиной. Более того, еще тогда за ним закрепилось "подпольное" прозвище "хрон". Степанов знал это не с чьих-то слов. Он был знаком с капитаном уже одиннадцать лет.

С Нерадовым Степанов уже неоднократно беседовал. Но пользы от этого было мало. Сначала он по два-три дня не выходил на службу, потом дольше, а на этот раз "пропадал" уже девятые сутки — впору назавтра заводить уголовное дело по факту дезертирства. Степанов говорил уже и с женой капитана, и с отцом-ветераном связывался по междугороднему телефону — толку было мало. Капитан с виноватым видом появлялся на службе, оправдывался, а через пару дней, осмелев, начинал доказывать: "Да как вы не понимаете, Алексей Алексеевич, в "Арбатском" округе все так служат. Надо же как-то крутиться, зарабатывать. А насчет алкоголя — я ни-ни".

Степанову рассказывала как-то жена Нерадова, что после очередного невыхода на службу ей пришлось на последние деньги вызывать врача, чтобы вывести его из состояния послеалкогольного синдрома. Поэтому насчет "ни-ни" Алексей только усмехался...

"Эх вы, господа офицеры!.." — не смолкали в голове полковника укоризненные слова старушки.

"Вообще-то не господа, а товарищи, — мысленно спорил с пожилой женщиной Степанов, — а, впрочем, какая разница? Ведь и в самом деле: эх мы, господа офицеры... Не слова обидные, а словно ту упавшую перчатку в лицо бросила эта старушка..."

Конечно, во все времена в армии и на флоте встречались разные офицеры. Были купринские мечтатели-неудачники, подпоручики ромашовы, разочаровавшиеся в жизни и спившиеся назанские, готовые на все ради карьеры тугодумы поручики николаевы... Были и другие — беззаветно храбрые в бою, и в то же время панически робеющие перед начальством толстовские капитаны тушины, отважные и решительные, умеющие высказать горькую правду прямо в лицо старшему командиру бондаревские капитаны ермаковы... Степанов мог вспомнить тоже немало таких капитанов и старших лейтенантов. Один из них — врач, раненный в Афганистане в обе ноги... Под пулями душманов он переползал от одного солдата к другому и перевязывал, перевязывал истекающих кровью десантников... Другой огнем и броней боевой машины прикрыл в ущелье подбитую БМД из своей роты, сам погиб, но спас подчиненных... Третий... Третий уже в звании подполковника прямо и честно высказал правду министру обороны и положил рапорт на стол с просьбой об увольнении запас...

С такими офицерами можно было служить. С ними Степанов делил на войне не только трудности, с ними он делил свою судьбу. Вспоминая друзей, а также многих просто знакомых честных и порядочных офицеров, которых немало встречал в последние годы в "горячих" точках, полковник никак не мог понять: как это так, в нашей, уже двадцать два года воюющей армии, одни постоянно рискуют своей жизнью, преодолевают такие трудности, что и во сне не приснятся, а другие...

Вот этих "других" становится, к сожалению, все больше и больше. Не один капитал Нерадов причинял головную боль начальству. Был в подчинении Степанова еще подполковник Дубов. Этот где-то подрабатывал. Но если другие делали это во внеслужебное время, то подполковник совсем не церемонился с армейскими порядками. Он мчался на свою работу среди бела дня — там же платили больше.

Как-то Степанов подсчитал рабочее время подполковника Дубова: за полтора месяца он в общей сложности был на службе менее десяти дней. И вот однажды, когда была особенно большая "запарка", он отказался прямо с утра отпустить Дубова.

И Дубов ушел без разрешения.

Степанов посоветовался со старшим начальником, спросив, что делать с зарвавшимся подчиненным. Тот так ничем и не помог. На следующий день, когда Дубов появился на службе, Степанов объявил ему выговор за самовольный уход. Потом тут же пошел в отдел кадров, чтобы вписать взыскание в служебную карточку. Он ничуть не удивился, когда обнаружил в ней уже имеющийся выговор за самовольный уход с дежурства. На предыдущем месте службы, видно, Дубов тоже не отличался пунктуальностью в отношении соблюдения распорядка дня.

"Эх вы, господа офицеры…" — по-прежнему не давали покоя полковнику Степанову слова старушки.