Газета Завтра 492 (17 2003)

"Кстати, недаром Булгаков поместил на балу Сатаны — Штрауса! Он знал, что говорил..." И все закончилось музыкой — музыкой Чайковского. Хотя что ж, и к Чайковскому ведь можно предъявить претензии. Щелкунчик, там, мышиный король... Но шутки в сторону. По ассоциации я вспомнил князя Мышкина: "Я не тебе, Рогожин, я голосу твоему верю". Именно, именно, образованнейший Михаил Михалыч. Я не вам, я голосу вашему не верю! Врете вы все! И про Есенина, и про Штрауса, и про Жанну Бичевскую. Просто чуждо вам все настоящее. ИСКРЕННЕЕ. Искрометное и живое. Ведь действительно, неприятно же слышать:

Если архиереи, разузнав подробно,

Не поверят снова вашим чудесам,

По обетованию, старец преподобный

Серафим Саровский вас прославит сам.

Ведь это "погромом, если можно так выразиться, попахивает". Ужас какой-то неприятный запах. Прямо-таки: Там Русский Дух, там Русью пахнет.

Что ж, уважаемый профессор, мы вынуждены вас разочаровать. Русский народ в данной ситуации будет на стороне Бичевской. Ибо, может, и есть у нее какие-то ошибки, как и у всех нас, грешных, но одного нет уж точно: надменного лицемерия и высокомерной непогрешимости, так и сквозящих из каждого слова вашей лекции. Неужели вы, уважаемый профессор, не понимаете, что народ русский это и есть тот, о ком сказано: "Имеющий уши да слышит!" Неужели вам неизвестно, что слышит он очень хорошо. Что он, обладающий абсолютным душевным слухом, слышит Правду Божию в песнях Жанны Бичевской, слушает их и радуется, как дитя, и плачет. Я не раз это собственными глазами видел. Потому что поэзия ведь, профессор! И душа, за Русь страдающая, страждущая душа ведь слышна, а не ваша "осетрина". Что вы нам все Булгакова цитируете?! Вы выйдете на улицу и взгляните окрест. Посмотрите на реальность, профессор. На детей беспризорных в метро, на безногих и безруких, и послушайте, что и как они поют. Да если бы Михаил Булгаков это все увидел, он тут же забыл бы и Гоголя, и Гофмана, и Гете, и взял бы в руки шаляпинскую виолончель, и метро бы огласилось звуками страшными и трагическими. Неужели вы ничего этого не слышите в песнях Жанны Бичевской? Ведь настоящий поэт, певец, музыкант, он не просто поет и на "Радонеже" выступает, он страдает при виде всего, окружающего его ужаса и зовет свой народ — народ русский — сбросить с себя жуткий морок, сбросить, очнуться, идти вперед и побеждать. Побеждать во Имя и именем Господа Бога нашего Иисуса Христа на устах. Именно таковы песни-молитвы замечательной певицы, подвижницы Православия Жанны Владимировны Бичевской. Да хранит тебя Господь, раба Божия Жанна!

А вы, презренные потомки, вы, надменные вещуны гордыни! Неужели вы, филологи-литературоведы, критики латунские и оловянские, не понимаете, что это про вас, про вас писал Булгаков. Потому что именно вы и есть — "осетрина второй свежести". Да что там осетрина, вы — "дохлая вобла воображения!" — как писал еще один заблудший страдалец. Горе, горе вам, книжники и фарисеи...

"Весны дыхание" — это в трамвае вдруг почему-то пришло в голову, пока ехал до станции метро "Улица Подбельского". Потом вышел из трамвая — много света и много воздуха. Всё. Зима кончилась... Что-то ухало у метро, "бубнило", как сказал бы знаменитый словенский писатель Драго Янчар. Видно, искалеченные воины-"афганцы" играют. Не хотелось даже туда идти. Чтобы не сбивать настроение. Не потому, что плохо поют — поют неплохо — а просто. Но идти все равно надо было. Ближе подошёл. Надо же! Талькова поют! Может, действительно весна началась? А всё ведь совсем обыденно: тает чёрный лёд. Асфальт как-то быстро высыхает. Кругом опять ларьки и киоски. Свитера, платки, рубашки, носки, рюмки, батарейки... Газеты, журналы порнографические, жёлтая пресса, так сказать... И надо всем этим высокое небо, и перед станцией метро ребята в камуфляже поют. "Застенчивые ивы" — это надо же такое написать в конце XX века! Вслушайтесь, всмотритесь, и вы увидите, поймете все ту же неистребимую русскую душу, ту же, что когда-то мы все потрясённые увидели в "документальных кадрах" "Калины красной", когда скрытая, видимо, камера показывала зал ДК какой-то крупной колонии строгого режима, а на сцене молодой русский парень — вор, конечно, — каким-то очень чистым и ясным голосом пел есенинское письмо к матери.

Ничего, родная, успокойся,

Это только тягостная бредь,

Не такой уж горький я пропойца,

Чтоб тебя не видя умереть...

Вот и сейчас на рынке по сути дела стоят ребята в камуфляже и поют Талькова... Иногда надо действовать против своей воли и своего желания, идти туда, где слышна электрогитара и звучат клавишные. Помните, Хлебников писал.

И я опять пойду туда,

На бой, на крик, на шум, на рынок,

И толпы строчек поведу,

С прибоем рынка в поединок...