Борис Петрович, пристально вглядываясь в творящийся в стране кошмар, признался мне, что отдаёт должное Сталину как великому устроителю жизни. И это говорил мне он, Свешников! Человек, несправедливо осуждённый в молодые годы и отбывавший свой срок в тяжелейших условиях русского севера.
Он подарил мне немало своих рисунков, созданных в тот период. У меня осталась достаточно обширная коллекция его графики. До сих пор корю себя за легкомысленное отношение к этому достоянию и излишнюю доверчивость. Один из лагерных его шедевров был у меня украден. Впрочем, в утешение у меня сохранилась копия этой прекрасной работы и — самое главное! — драгоценные воспоминания о Свешникове. Ведь Свешников с самого раннего детства потряс меня своей творческой магией. Его изысканные форзацы к четырёхтомнику Гофмана манят меня и поныне, приглашают в старинный Франкфурт, на кромку фантастических снов старой Европы.
Книжные иллюстрации Бориса Свешникова отличаются глубиной, красотой, лёгкостью и поэзией. Другое дело — его графические и живописные полотна на вольную тему, его фантасмагории на тему окружающей действительности. Спустя много лет после кончины Бориса Петровича у меня возникло новое понимание этих своеобразных листов.
Линии литературы и изобразительного искусства, как параллельные прямые, редко пересекаются, но часто зеркалят друг друга, выражая ту или иную эпоху. Восторженно-революционные рассказы Андрея Платонова продолжаются в иконописных полотнах Петрова-Водкина. Графические мучительные сны Свешникова перетекают в безумие текстов Юрия Мамлеева. Кстати, они были знакомы и входили в одну среду "подпольщиков-семидесятников". Там же крутился и буйствовал бесспорный гений личного сумасшествия Анатолий Зверев. Бесприютный, пьяный, частенько ночевал у Свешниковых в доме на улице Усачёва…
Глядя на эти свешниковские работы, я понял следующее: в России после завершения шестидесятых годов наступила новая, очень особая, очень странная эпоха. Это было время иссякания, сворачивания смыслов. Взамен рухнувшей в 1956 году военной, римской, державной, красной мистической идеи пришёл период эйфории, иллюзий и сладостных утопий. Но потом мыльный пузырь "оттепели" лопнул, и на просторах великой страны воцарился величайший идейный вакуум. И эта сумеречная пустота, эта духовная неопределённость моментально заполнилась скользящими демонами. То были годы страшные в своей космической неопределённости. Даже залихватский вульгарный хрущёвский порыв "обогнать и перегнать" казался чем-то сущностным на фоне сгустившейся пустоты поздних советских лет. Это состояние очень остро почувствовал Мамлеев, именно это выразил в своих графических фантазиях Свешников.
Страна обладала огромными ресурсами. Она могла успешно вести локальные войны по всему миру, у неё была мощнейшая армия, колоссальная промышленность, отлаженная инфраструктура. Но что-то ушло безвозвратно, отлетел дух, исчезло главное, и бронебойная советская система начала работать вхолостую. Возникла всепоглощающая скука, ощущение бессмысленности происходящего. И в пустоту исторического междометия беззвучно заполз ад.
Ад, который потом с визгом и гоготом вырвался на поверхность в Перестройку, разлился обжигающей лавой в 90-е, который до сих пор чадит и копытит по городам и весям Отчизны, цепляется своими когтями за наши души и не хочет сгинуть, пропасть, исчезнуть, втянуться снова в чёрный тихий омут Царицынского пруда.
Бесы — эти невидимые сущности (а вовсе даже не либералы-предатели, не мерзавцы-аппаратчики и не олигархи-кровопийцы) — символизируют обвал и падение нашей цивилизации. Это отлично понимал и даже видел внутренним оком художник Борис Свешников — сей таинственный соглядатай невидимых сражений.
Белый кот на воеводстве
Белый кот на воеводстве
Татьяна Воеводина
2 февраля 2017 0
Эту историю я услышала на экскурсии в Суздале. Весной 17-го года в этот старинный городок приехал кто-то из Питера и рассказал, что там "царя скинули". Обыватели перво-наперво побили приезжего, а потом сдали городовому, который и препроводил его в каталажку, чтоб тот охолонул и не болтал непотребное.
Экскурсовод своим рассказом хотела показать, насколько захолустным стал Суздаль — когда-то столица важного княжества. А показала другое: простой русский человек желает жить при царе. Царь — это надёжа, защита, опора. В том числе умственная, нравственная: не зря про пустого человека говорят "без царя в голове". Любит, любит народ царя и никогда не говорит и не думает о нём плохо: это бояре злые, а царь — за народ. А когда царя нет, переносит на первое лицо в государстве это — религиозное, по сути, — отношение. Оно совершенно иррационально, поскольку вера вообще иррациональна.
Народ хочет, чтобы царь правил от имени высшей силы. Он — помазанник Божий. Если нет этой высшей санкции, для русского человека такой правитель — не царь. Высшая сила бывает разная: Бог, коммунизм, но она должна быть.