Газета Завтра 509 (34 2003)

— Э-э! Малый! — задребезжал несогласным смешком дедушко Селиван. — Снег, братка, тоже по капле тает, а половодье сбирается. Нас тут капля, да глянь туды, за речку, вишь. Народишко по столбам идёт? Вот и другая капля. Да эвон впереди. Дивись-ка. Мосток переходят — третья. Да уже никольские прошли. Разметненские… Это, считай, по здешним дорогам. А и по другим путям, которые нам с тобой не видны, поди, тоже идут, а? По всей матушке-земле нашей! Вот тебе и полая вода. Вот и главная армия!.."

Сколь мало из крестьянской главной армии вернулось в деревню, об этом уже пишет Носов в повести "И уплывают пароходы…", в рассказе "Шопен. Соната номер два". Их можно читать как логическое и печальное завершение "Усвятских шлемоносцев". Не от хорошей жизни когда-то справный мужик и бригадир Савоня превратился в балагура, прислуживающего заезжим туристам, поставщика любителям, приплывающим на теплоходах из Москвы и Питера, старых иконок и разной разукрашенной крестьянской утвари. Обезлюдела деревня после войны. "Самый кряж, основа всему, мужики, остался в большинстве своём лежать на обширных и безвестных военных полях…", и стал на своём острове бригадир Савоня в конце концов "…как царь без царства… Власть дадена, а судить-рядить некого. Во дела!"

Поразительно, что этому главному герою Победы ни при Сталине, ни при Хрущеве, ни при Брежневе, ни тем более при нынешней либерально-олигархической власти никаких поблажек, никаких почестей так и не было воздано. Мол, всенародная война и всенародная Победа, да и что там деревенским окопникам, уцелевшим рядовым на Парадах Победы делать. Еще выпьют лишнего, скажут что-нибудь не то. Они годились лишь для полей сражений, чтобы было кого посылать в атаку. В своей родной стране этот победитель всесильного врага оказался начисто проигравшей стороной. Доказательство тому налицо — почти уничтоженная старая русская деревня. Разве можно её сравнить нынче даже с эстонскими и литовскими хуторами, даже с густо населёнными закарпатскими сёлами? А ведь даже я застал еще в детстве на родном мне русском Севере крепкие сёла с двухэтажными деревянными дворцами-избами у каждого помора. Приезжайте в ту же Сёмжу, поморское село XV века, откуда родом прекрасный писатель Виталий Маслов, посмотрите, что было и что осталось. Ничего не осталось. Вот она — цена народной Победы и благодарность от того верхнего чиновного, увы, тоже русского народа крестьянину-победителю…

Впрочем, скажу честно, и поражения первых лет войны тоже связаны с крестьянством. Опять оставлю в стороне генералов и всех остальных, необходимых, нужных, но, увы, не ставших определяющей силой в сражениях. Крестьянство русское, направлявшее ход войны то в одну, то в другую сторону, не смогло мгновенно из мирного, землепашеского народа превратиться в профессионалов войны.

Как могли мгновенно победить воевавшую далеко не первый год лучшую в Европе немецкую армию мирные мужики, не приспособленные к убийству себе подобных? Может быть, и разгадка трудностей войны первых лет в том неспешном тревожном крестьянском разговоре, который вели Касьян и его односельчане, узнав о начале войны?

"Выпив под доброе слово, заговорили про всякое-разное, житейское, опять же про хлеб и сено, но Касьян, молчавший доселе, подал голос поперек общего разговору, спросил о том, что неотступно терзало его своей неизбежностью:

— А скажи, Селиван Степаныч... Всё хочу спросить… Там ведь тово… убивать придется…

Дедушко Селиван перестал тискать деснами огуречное колечко, изумлённо воскликнул:

— Вот те на! Под шелом идёт. Этова доси не знает. Да нешто там в бабки играются?…

— Ужли не страшно?…

— Послушать, — Афоня-кузнец кашлянул в чёрную пятерню, — дак вам такую б войну, чтоб и курицу не ушибить.

— А тебе-то самому какову надобно? — удивлённо обернулся Никола. — По мне не умирать — убивать страшно. Али сам не такой?.."

Вот и умирали во множестве русские мужики, пока не научились убивать, пока не переделали свой мирный характер пахаря в боевой характер воина. "Убить немца" — призывы Ильи Эренбурга и Константина Симонова не сразу, не вмиг вошли в сознание корневого русского крестьянства. Много пришлось самим пережить, чтобы Касьян и ему подобные почувствовали свою миссию шлемоносцев. Кстати, редко кто писал о важнейшей роли дедушки Селивана в этой былинной повести. Он и по воле автора, и по исторической логике событий оказался гораздо важнее приезжавших из города в Усвяты агитаторов, пропагандистов, важнее местных и пришлых партийных и советских властей. Умел же великий мастер слова Евгений Носов обходить всякую цензуру для исполнения своего замысла.