Газета Завтра 580 (1 2005)

Но что будет с нашей армией завтра? Что ждет лейтенантов, капитанов и генералов, сражающихся сегодня под Ведено и Бамутом, через десять лет? Какой будет русская армия в третьем тысячелетии? Будем честны.

Пока в нашем обществе не закончится эпоха "безвременья", пока из нашей истории не будет вышвырнут ельцинизм, ни о какой серьезной реформе любого социального института речи быть не может. Лишь когда на смену нынешней, дискредитировавшей себя политической элите, придет принципиально новая власть, имеющая кредит народного доверия, можно будет провести динамичную военную реформу.

Но кто станет рядом с нами в окопе? Кто прикроет спину русского солдата? Кто наши братья по вере? Может быть, мы одиноки и нам неоткуда ждать помощи? Ведь последнее десятилетие уходящего столетия стало горьким похмельем для России. Ее предали все. И она отреклась от всех. Вчерашние союзники сегодня бодро маршируют в натовских арьергардах. Те, кого мы называли "братьями", сегодня готовы стрелять нам в спину.

Но нет причины быть печальными. История третьего тысячелетия только начинается. Кто станет нашими союзниками? Все те, кому омерзительно и постыдно быть холопами Америки. Все те, кто сегодня с автоматом "Калашникова" в руках воюют против марионеточных проамериканских режимов.

Когда-то русское оружие уже освободило мир. Именно русское оружие, русская боевая сталь. Русские "калаши", "МиГи", "пятьдесят пятки", и "С-75" подарили свободу Вьетнаму и Камбодже, Корее и Китаю, Индии и Кубе, Анголе и Эфиопии. Советские военные поставки, советские военные специалисты сокрушили казавшийся незыблемым колониализм. Всего за тридцать послевоенных лет сотни стран сбросили с себя колониальное иго и стали хозяевами на своей земле.

Но сегодня вновь у многих из них на шее иноземное ярмо. Вновь мировой жандарм "томагавками" и "стелсами" требует покорности и послушания. И, значит, наш долг — помочь им уничтожить этот технотронный колониализм. Мы должны дать миру оружие. Лучшее, непревзойденное, простое и доступное оружие, чтобы у американцев начала гореть земля под ногами.

Маленькая Сербия три месяца сражалась против огромной военной машины НАТО и не сдалась. Сражалась устаревшим оружием на устаревшей технике. Мы дадим сербам новейшие системы, и они посчитаются с НАТО.

Мы дадим оружие Ираку и Ирану, мы дадим оружие Панаме и Кубе, мы вооружим повстанцев в Курдистане и Мексике. Если надо, мы привезем наши системы даже в Нью-Йорк и Вашингтон. Мы сделаем оружие таким же доступным, как "Кока-Кола", и Америка содрогнется. Ее враг будет везде, и отовсюду будут сыпаться удары.

Только оружие делает человека свободным!

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

Владимир Личутин

0

Владимир Личутин

ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ

О чем бы я нынче ни писал, все мысли невольно возвращаются к деревне, ибо как бы мы ни прятали по-страусиному голову под крыло, всё уперлось на крестьянина, и все наши чувства, наши мечтания, наше счастие и наше будущее покоятся основанием на земле, корнями уходят глубоко в землю; и как бы ни хотели порвать всякие связи с нею, с брюзгою, странным упорством и неудовольствием обходя мужика стороною, лишая нашей сердечной теплоты и участия, да и просто не замечая кормильца, — никуда нам от крестьянина не деться. И всё происходящее в России подсказывает напрямую, если что и случится благого, спасительного, ободрительного и здравомысленного в нашем отечестве, когда вновь воспрянет Россия вопреки городу и задышит в полную грудь, — то вновь придет подмога только от русской деревни, как бы ни похохатывали с экранов записные врали и пересмешники…

Однажды молодого штурмана Григория Калюжного поразила пустынность, онемелость русской земли, слишком много мрака было разлито под крылом самолета, и лишь кой-где россыпь тусклых огоньков выказывала спрятавшуюся в лесах деревеньку. Однажды летчик сравнил полетную карту сорок седьмого года с картой конца семидесятых и вдруг обнаружил, что с лица земли ежегодно пропадают тысячи хуторов, выселков, погостов, сел и деревнюшек. То, с какой скоростью, безысходностью сиротеет Россия, стало сердечным ожогом для летчика, и он вдруг прозрел; русская драма зажгла в нем поэтический светильник. Калюжный писал в те годы: "Заложник небесных скитаний, Сличая свой путь под крылом, Я видел, что не было граней Меж городом и селом, Но пропасть меж ними зияла, И в душу сомнений змея С холодною жутью вползала, Что Родина это моя…"