Газета Завтра 582 (3 2005)

"Володенька, хороший ты мой, не признал? — воскликнул, порывисто обнял, заговорил, будто нестерпимо одолело одиночество. — Как ладно, что ты взял и приехал. Тут меня скорбя одолели, я нынче инвалид второй группы, но и строитель. Не случайно Бог дает нам скорбя-то, чтобы за ними радость… Далеко мы все друг от друга отступили, да? Чтобы не спать в ночи, кричим друг другу: "Слу-ушай!" А в лесу, когда дерева валят и опасность есть, кричим: "Бой-ся!" Вот эти два крика нам дают понять, что мы далеки друг от друга. Гвардия русская, те, кто по вере остались русскими, те, кто ещё песню помнят, слово помнят, обряд, одежду, — не так их много, но и не мало. Мы должны знать, что мы есть, и вот потому: "Слу-ушай!" Ты вот сейчас приехал ко мне — значит, меня услышал, — батюшка искренне, захлебисто засмеялся, — ну просто счастье для меня". — Должно быть задача такая нынче стоит: сдруживаться. "Сдруживаться, но не ради корысти, а чтобы знать о существовании людей общего духа".

Трудна жизнь сельского приходского батюшки: служба в церкви, огород, пожня, скотина, двор, дом, обрядня, — всё требует ухода. И возраст поджимает, хвори приступили, а в приходе четырнадцать деревень, и в каждой мучается какой-то селянин, ждущий доброго напутственного слова. После долгой службы батюшка затопил в горенке печь, тут же варится пойло для коз, сушатся валенки. Прежний Виктор Крючков не идет из памяти, и я назойливо вымогаю из настоятеля каких-то откровений, словно бы не могу ещё примириться, что передо мною совсем другой человек.

— Ты приехал в пустое место и сразу взялся храм строить? "Ты знаешь, я не собирался строить, но я думал его строить. Получилось так, что я без храма жить не мог. Потребность душевная". — Но людей здесь никого нет. Для кого церковь? "У меня в приходе четырнадцать деревень. Но если бы даже один человек был, как ему жить без церкви? А как строили Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский? Уходили в леса и строили. Зачем? Я не думаю, что они об этом размышляли… Церковь дает жизнь. Я думал о храме, как о кристалле. Как этот кристалл выращивается? Сначала нужна затравка. Жена мне однажды сказала, что лет через пятнадцать пожалеешь, какой хомут взвалил на шею. Но я не жалею, и она не жалеет об этом. Хотя она говорила поначалу: "На твоих галерах я не вынесу". Мы ведь воины во Христе, священники-то. Я остаюсь в прежнем звании: русский воин. Когда начали строить церковь, я был просто верующим мирянином — и всё. А когда первое бревно накатили на фундамент — я заплакал. И тогда родилась мысль, что храм сам научит, как строить, только надо внимательным быть. В том году у меня были многие скорби, я долго молился у мощей преподобного Сергия и вдруг услышал: "Иди и служи". И в шестьдесят лет стал священником… Я не уверен, что я служу хорошо, что я хороший поп, но я знаю, что мое служение необходимо людям. И теперь я автор церкви, и архитектор, и строитель, и настоятель, и истопник, и регент хора… И так чудно, что дело движется, и люди едут к исповеди, и так радостно живем, такой душевный подьем. Хотя тоже трудно бывает, не без того…" Провожая, отец Виктор вынес меч русского богатыря с мощевиком, и я поцеловал хладную сталь.

Владимир Личутин

«ДАУД — РУССКИЙ, ГЮЛЬНАРА — РУССКАЯ...»

«ДАУД — РУССКИЙ, ГЮЛЬНАРА — РУССКАЯ...»

Тамара Пономарёва

0

Тамара Пономарёва

«ДАУД — РУССКИЙ, ГЮЛЬНАРА — РУССКАЯ...» (Ещё раз о судьбе русских беженцев в РФ)

ИСХОД Эта боль в сердце поселилась с 1989 года, когда пошли первые беженцы из Средней Азии, Кавказа. Молдавии, Прибалтики... Тогда я зарегистрировала первый в стране Русский центр. До настоящего времени четырежды приходилось перерегистрироваться, поскольку менялись режимы и, следовательно, прихоти властителей. Поняли, что человек без бумажки — букашка.

Надоело в подобном самоутверждаться. Следуя здравому смыслу, собираемся по обстоятельствам нужным уже без всяких регистраций.

Но тогда Московская городская писательская организация выделила мне на полдня в неделю комнату, где я со своим активом принимала несчастных. Кого только мы там не видели и чего только не наслушались! Был день, когда улица Герцена, ныне называемая Большой Никитской, была запружена до отказа. Мы и не предполагали с Зинаидой Сергеевной Смирновой, нашим бухгалтером, с чем столкнемся, возвращаясь из банка, где получали очередные крохи, присланные на беженцев и мигрантов, увы, не государством, а простыми гражданами России, пенсионерами, ветеранами, другими милосердными доброхотами. А шли-то в основном русские, которые своими трудами до сих пор пополняют госбюджет более чем на 80 процентов, но живут хуже всех!