Были лубки-азбуки, лубки-календари, лубки-лечебники, травники, арифметики, сказки, песенники. Даже целые былины и занимательные повести пересказывались и изображались в них в небольших, последовательно расположенных кадриках-картинках.
Местами производства и бытования лубочных картинок нередко были старообрядческие монастыри, северные и подмосковные деревни, сберегавшие древнюю русскую рукописную и иконописную традиции. Начало искусству рисованного лубка положили старообрядцы. У идеологов старообрядчества в конце XVII-начале XVIII веков существовала настоятельная потребность в разработке и популяризации определённых идей и сюжетов, обосновывавших приверженность "старой вере", удовлетворить которую можно было не только перепиской старообрядческих сочинений, но и наглядными способами передачи информации. Именно в старообрядческом Выго-Лексинском общежительстве были сделаны первые шаги по изготовлению и распространению настенных картинок религиозно-нравственного содержания.
Народная лубочная картинка, конечно, не могла пройти мимо темы царской власти. Но не впрямую же изображать царя, не называть же его. Вот кто-то и придумал два ассоциативных образа — хитрого свирепого кота и страшного крокодила. Попробуй, придерись — на картинках ведь кот или крокодил. А как только Пётр I умер, тут же появилась большущая картинка, на которой мыши хоронили кота и сильно радовались-веселились.
Указы о запрете лубков выходили неоднократно. За восемнадцатый век шесть раз.
Но народ превратил лубочную картинку в своё оружие, с помощью которого боролся с власть имущими, отстаивая свои традиции, свои мечты и вкусы. Лубок был не только настенным украшением крестьянской избы, но являлся первой политической азбукой.
Лубок всегда пользовался спросом, потому что это не только особая картинка, но всегда ещё и совершенно особый текст: весёлый, забористый, саркастичный. Плача, нытья, тоски, печали в русском лубке не было никогда. Только сила, только озорство и бичевание того, что следует бичевать. То есть всегда сугубо народное жизнелюбие и жизнеутверждение.
В первой половине XIX века в России некоторые авторы тяготели к графической литературе. Очень интересный пример — ранняя повесть Владимира Даля о похождениях Виольдамура. Это на первый взгляд обычная литературная повесть, однако сюжет построен из нескольких картинок работы автора — причём не просто иллюстраций: описание картинки в тексте ведёт к её развитию в рассказ, который подводит к следующей картинке и так далее. По сути, повесть Даля ближе к комиксу, чем популярные тогда альбомные или журнальные графические сюиты таких художников, как Орловский. В 1898 году типографией Р. Голике была издана серия открыток, признаваемая некоторыми современными исследователями как первый "настоящий" русский комикс.
Открытки не сохранились, но Владимир Набоков в романе "Пнин" оставил описание одной из них: "Понимаете, эти круглые облачка изображают их мысли. Ну вот мы и добрались до самой шутки. Матрос воображает русалку с парой ножек, а киске она кажется законченной рыбкой ". (Хотя диалоговые шары можно лицезреть на лубке 1813 года "Французы, голодные крысы, в команде у старостихи Василисы".) Новому жанру, который определённо подошёл к искусству комикса, прокладывали дорогу русские авторы модерна, сотрудничавшие в сатирических журналах времён первой русской революции, а затем в "Сатириконе".
В августе 1914 года было создано объединение "Сегодняшний лубок", в которое вошли выдающиеся представители русского художественного и литературного авангарда: Малевич, Лентулов, Чекрыгин, Бурлюк, Маяковский. За несколько месяцев своего существования объединение выпустило 22 агитационных военных листка.
Владимир Владимирович Маяковский, который является автором всех текстов и некоторых рисунков к листам "Сегодняшнего лубка", использовал накопленный им в то время художественный опыт в своей подлинно вулканической деятельности, результатом которой стало создание почти трех тысяч знаменитых "Окон РОСТА". Пожалуй, именно работа Маяковского в агитации и рекламе знаменует собой то место, которое рассказ в картинках мог бы занять во "взрослой" русской жизни последующих лет.