Газета Завтра 589 (10 2005)

Это, по-видимому, важнейшая часть мировоззрения современного западного мира, что заметно хотя бы по любому приключенческому роману или фильму. Такой стандартный образ, как герой, отдающий свою жизнь за отечество, явно неприемлем для современного западного сознания. Видно, как в последнее время Запад, несмотря на свой милитаризм, болезненно относится к потерям, казалось бы, составляющим неизбежную сторону войны. Они вызывают или паническое отступление, как было, например, в Ливане и в Сомали, или же глубокое беспокойство в обществе. Чувствуется, что война идет как-то неправильно, и виновное правительство сталкивается с угрозой потери власти.

С аналогичным мироощущением жил и античный мир. Этому восприятию жизни был нанесен жестокий удар, когда в 410-м году нашей эры Рим был взят и разграблен готами во главе с Аларихом. Вечное господство над миром вечного града Рима было одним из основ тогдашнего мировоззрения. Его катастрофа являлась нарушением мирового порядка. Язычники утверждали, что Рим был непобедим, пока чтил своих древних богов. Вину за катастрофу они возлагали на победившее не так давно христианство. Современником этой катастрофы был блаженный Августин и он размышлял над ее причинами. Собственно, эти размышления и составляют духовную основу его книги "О Божьем граде". Там он развивает другую концепцию истории, дающую иное объяснение этого крушения Рима. Его причину он видит в некотором порочном принципе, заложенном с самого основания римской истории. Он называет его страстью к властвованию — "libido dominandi". За успех в этом направлении прославлялись политические деятели, при жизни им ставили статуи, а после смерти они входили в историю как римские герои. Августин пишет: "Помимо других человеческих пороков, этот порок глубоко укоренился во всем римской народе. После того, как страсть к властвованию обуяла немногочисленных вельмож, она овладела всеми остальными римлянами и поработила их всех. Сама возможность добиваться почестей не установилась бы в Риме, если бы там не господствовало честолюбие. Честолюбие развилось, так как народ был испорчен корыстью. Корыстным римский народ стал вследствие успеха, в завоеваниях. Народу, подпавшему этому пороку, — говорит Августин, — очень трудно от него избавиться. Страсть к властвованию толкает его на завоевания. А каждый новый успех увеличивает эту страсть. Тут образуется подобие порочного круга".

Но ведь западная цивилизация всегда основывалась на этом духе. Сейчас она не имеет, собственно говоря, никакой другой духовной основы, кроме чувства силы и стремления к власти, причем в гораздо более широком диапазоне, чем какая-либо ранее существовавшая цивилизация, не только в отношении ко всем другим народам, но ко всей природе, о чем говорят призывы "Знание — сила" или "Победить природу". После террористического акта 11 сентября 2001 года, столь же сокрушительного для западного мировоззрения, как и разграбление Рима готами в 410 году для античного, казалось бы, можно было ожидать недовольства в США по адресу администрации, допустившей такой грандиозный просчет или такую жестокую провокацию,. в зависимости от того, какое объяснение принимать. Но администрация сумела избежать такой критики, и смогла даже вызвать рост популярности за счет апелляции к этим коренным чувствам. Сразу были указаны "страны-изгои" и декларирован "удар возмездия". Через несколько дней они осознали, что этот термин слишком скандален и заменили его другим, но обещание падающих бомб, авиационных налетов все же вызвало воодушевление населения и прилив симпатии к правительству. И только постепенное увеличение потерь в Ираке вызвало упадок этого упоения силой и одновременно упадок популярности правительства.

На происходящий процесс можно взглянуть и с большей исторической перспективы. Это, собственно, и есть ядро той "исторической концепции", которую я хочу изложить. Запад создал совершенно уникальную цивилизацию. Причем, по существу, к ней принадлежал и Советский Союз. Я помню, что мысль о принципиальном единстве цивилизации, созданной на Западе и в Советской Союзе, пришла мне в голову давно, еще в период коммунистического режима. И когда в разговорах мне указывали на принципиальную, казалось бы, противоположность между социалистическим и коммунистическим обществом, то я возражал, что будущий археолог этого различия просто не обнаружит, если он не будет владеть современными языками и будет использовать те же методы, которые и сейчас археологи используют для изучения древних цивилизаций, исследуя их на основании их материальной культуры. Первое, что бросится им в глаза, будет невиданная концентрация населения в больших городах, причем совершенно одинаково и в социалистическом, и в капиталистическом мире.