Газета Завтра 6 (1210 2017)

На рубеже ХХ-XXI веков Китай снова в центре интеллектуальной и художественной жизни Европы, Китай снова — "страна чудес"… И — "Турандот" на сцене "Геликон-оперы" как символ загадки не только женской красоты, но и взаимного притяжения Запада и Востока. Евразийства. А это значит: еще занавес театра не открыт, но есть надежда: "китайская принцесса" сбросит оковы Pax Americana с его эстетической установкой на трэш и перверсии, что захлестнули сцены от Метрополитен-оперы до Большого театра в период "новейшей" его истории, и обозначит тренд на возвращение к национальным, религиозным и культурным традициям. Подлил масла в огонь и сам Дмитрий Бертман, заявив: "Мы делаем постановку в редакции Пуччини"… В таком случае приглашение Владимира Федосеева — маэстро сверкания изящных звуков в пучине tutti fortissimo в качестве музыкального руководителя — "туз" для театра. "Валет" и "дама": выбор пал на Томаса Хазе — художник по свету (США) и Камелию Куу — сценографии. Яблоко от яблони недалеко падает, дед Камелии Куу — канадки китайского происхождения — выступал на подмостках оперы Китая.

Символы и знаки правят миром.

Цвет и линия.

Конфуцианство сквозь призму "стального скока" в ХХ век с ультра-технологиями века XXI — сценография "Турандот". Дуга стены Сиреневого града, или сераля принцессы Турандот, или Великой китайской стены пересекает пространство сцены, а над стеной, в перспективе, — диск луны. Торжество ночи. Луны цвета платья Турандот, чья капроновая юбка, словно стена Пекина, увешана отрубленными головами возжелавших любви принцессы. Минимализм сценографии как достижение прогресса кому-то (мне, например), возможно, и покажется отчаяньем, до скрежета зубов. Однако дважды такая стилистика позволяет выстраивать в воображении едва ли не иероглиф, как следствие, срывает аплодисменты.

С Nessum dorma ("Пусть никто не спит") — арией Калафа, одной из самых пленительных арий тенорового репертуара (Виталий Серебряков продемонстрировал нешуточный лиризм, приятность тембра и ту легкость, с которой — специально для гурманов — взял верхнее до в конце первого акта).

С мизансценой угадывания Калафом загадок Турандот. Действие разворачивается на подиумах разных уровней и оказывается аллюзией на "Божественную комедию" Данте. Решение режиссера: представить Турандот в двух лицах — усиливает эффект драмы, вызывает ощущение пребывания между небом и всеми кругами ада, между комедией дель арте и перехватывающим дыхание экзистенциализмом. Пока Принцесса (Ксения Лисанская, балерина театра), изящная и ломкая, словно фигурка оригами, терзает принца своею красотою, маска её — собственно, она и есть Турандот — взлохмаченная и страшная, как смерть, грозит из преисподней местью за "милую бабушку" свою. Партия Турандот отлична, она требует от певицы большой физической силы и мягких бархатных нот, и Елена Михайленко под аплодисменты свела в бельканто шквал эмоций: агрессию, гнев и спрятанную за семью печатями нежность, дав клятву верности пуччиниевскому стилю. Вкрапление в действие и сценографию сочных красок: красного, синего, зеленого на общем сумрачном фоне хора "китайского народа" — реминисценции средневекового искусства Поднебесной на холодном мраморе античности. Но что мешало (мне, например), так это переизбыток усердия Эдвальда Смирнова. В его хореографии хор пребывает в перманентных движениях, перемещениях и "ритмах эстрады", напоминая в игре лучей софитов нечто из дискотеки 80-х или бродвейских шоу. Но и об этом забываешь, когда в права вступает — музыка.

Размашисто и вдохновенно Владимир Федосеев создает образ ориентального полотна, инкрустирует его серебром и золотом, прошивает пряностями и ладаном. Вот только воспарит к колосникам легкость очертаний арий, вот только публика надышится экзотикой Китая, насладится игрой бликов импрессионизма и изысканностью колорита, как, словно с небес, маэстро обрушивает лавины звучности оркестра и хора — и в стенах зала им тесно. Спасение из турбулентности, вихревых потоков музыки — пауза. Почти что безумие:

" Я жажду смерти — или Турандот"

Кульминация музыки, кульминация действия.

Калаф встречается с Турандот, его "волшебный" поцелуй растопит лёд сердца. Лицо "китайской принцессы" — выбеленное, застывшее как маска — растягивается, как в замедленном кино, в улыбку. Надменную, победительную. "Тот, кто своими глазами созерцал красоту, уже обещан смерти". И принц отпрянет от Турандот как от…

Обрыв музыки.

Обрыв истории.

1924 год был переломным годом для Италии. В отеле Питтсбурга на рассвете понедельника Пасхальной недели ушла из жизни Элеонора Дузе — душа и сердце "Прекрасной эпохи". В июне фашистские молодчики убили Джакомо Маттеотти — лидера социалистической партии, открыто оспорившего законность выборов Муссолини. И небо над Италией стало черным. Смерть Джакомо Пуччини, 29 ноября в клинике Брюсселя, обрывает нить творцов, кудесников пленительного бельканто. И как будто бы — навсегда.

Благими намерениями

Благими намерениями

Галина Иванкина