Газета Завтра 6 (1210 2017)

Одна из самых колористически богатых партитур Джакомо Пуччини и редкая гостья на столичных сценах. Года три назад оперу дал Петербург, , спектакль был приурочен к открытию Мариинки-2. Мои впечатления сложились в перламутровую мозаику из тайн белых ночей, обаяния вокала и личности Марии Гулегиной.

Явление "Турандот" на сцену "Геликона" состоялось в рамках, цитирую пресс-релиз: "Крупнейшего за всю историю театра интернационального проекта "Евразийская опера".

Мне трудно сказать, что есть "Евразийская опера". Тогда как обращение к евразийству обязывает. Для начала — подчеркнуть тот факт, что противостояние евразийства и атлантизма, по мнению ряда крупнейших мыслителей нашего времени, определит облик XXI века. И вот что любопытно, пик схваток: эстетических и политических, — приходится на рубежи веков. Как следствие, вспыхивает мода на "китайский стиль", на томность фимиамов Востока.

Так было на рубеже XVII-XVIII веков. Мода на "китайский стиль" проникла в умы, сады и гостиные Европы. В 1699-м выходит в свет труд Лейбница "Novissima Sinica, или последние новости из Китая". В 1714-м — уже авантюрный сюжет — Монтескье вместе с китайским студентом, похищенным иезуитским миссионером, составляет словарь китайского языка и культуры. Композитор и католический священник Антонио Вивальди пишет музыку на либретто Апостоло Дзено "Тайцзун" — о китайском императоре.

Так было на рубеже XIX-XX веков. Да, "Поезд" братьев Люмьер уже прибыл на вокзал la Ciotat, вызвав в публике панику, страх и ужас. И хотя на Елисейских полях шарманки еще наигрывают аккорды из "Травиаты", а красотки в мехах и вуалетках еще окутаны "духами и туманами", настроения меняют свой химический состав. На авансцену выходит д`Аннунцио — певец упаднических чувств, тлена и праха. Нежные поэтически настроенные сердца — Павликовской-Ясножевской, к примеру, — ищут забвения в чем-то удивительном, как Китай: "стране чудес", пурпурных пагод и диковинных драконов.

" Хочу я в китайские рощи,

Хочу китайско влюбиться,

Там легче всего и проще

Мне сон китайский приснится".

Милан, кафе Cova, место встречи богачей и интеллектуалов. Терпок здесь дым сигар, горячий шоколад тягуч и сладок. Между пятью и семью часами в кафе появляется Пуччини, устраивается на диванах из красного бархата, пьет кофе со сливками, вкусно макая в чашку бискотти. Он — сложен. Он — буржуазен. Нервический и женственный, он подвластен страстям и губительным развлечениям. Он — плоть и кровь эпохи расцвета и расслабленности. Борьба идей, жажда власти, роль личности в истории… вся эта архаика Рисорджименто — всё равно, что вчерашний снег. Его создания, они — из жизни, из жизни дивно устроенного "миланского общества" в том числе. Хрупкие, как стебель цветка, Тоска, Мими, Чио-Чио-Сан… — они "как все", они знают радость и грусть, они смеются и плачут… но никогда — не рыдают, тая и лелея в душе боль и страдания; и еще, самое главное: они умеют самозабвенно любить. Его кредо — реплика уличного певца из одноактной оперы "Плащ": "Кто жил любовью от любви и погибнет". И не только в опере.

Эта история потрясла Торре дель Лаго, живописное местечко Тосканы между Тирренским море и озером Массачукколи. Здесь жил композитор со своей семьей. Здесь вырос его сын Антонио, "чья неожиданно появившаяся дочь стала доказывать свое прямое родство со знаменитым композитором". Здесь ревность жены, неистовой Эльвиры Пуччини, выяснения отношений и скандалы — вдруг разразились катастрофой. Дориа, милейшая крестьянская девушка, служанка композитора, свела счёты с жизнью после нанесенных ей побоев и оскорблений. Всё громче, всё неотвратимей с тех пор стали слышны похоронные звоны. Пугающе выглядит теперь коллекция охотничьих ножей с остатками крови и шерсти на стали (Пуччини был азартным охотником). Закономерным сочтут внимание дуче… Что ж, дрожжи искусства не всегда сродни витаминам. Да и сама природа искусства: балансирование на грани поиска высот и взора в бездны, — двусмысленна и неуловима.

В 1921 году Пуччини приступает к работе над "Турандот". И уже нетрудно догадаться: сахарный финал "всё в розах, всё дышит любовью", как это было в пьесе Карло Гоцци, — фантазий не будоражит. Пуччини — во власти "сумрачного немецкого гения", холод и жестокость принцессы (как это было в постановке Макса Рейнхарда по пьесе в переводе Шиллера) воспламеняют воображение…

Во имя любви к Калафу жертвует собой рабыня Лиу, и ария её — Пуччини сам пишет текст — окажется столь пронзительной, болезненно-проникновенной и обворожительно прекрасной, что… Пуччини так и не сможет "увязать" концы с концами, смерть Лиу — с перерождением Турандот, с победой добра надо злом, любви над смертью. Уже Франко Альфано, ученик Пуччини, допишет финал оперы по эскизам композитора, в таком варианте опера и состоится, приобретет популярность и славу "лучшего сочинения Пуччини", "недосягаемого шедевра итальянской оперной классики".