Читаем Газета Завтра 602 (23 2005) полностью

Всё это особенно остро ощущают наши поэты, ведущие по обе стороны фронта борьбу за Русский язык, за народный лад. Я решил поговорить с молодыми петербургскими, ленинградскими поэтами, чтобы понять, как они переживают то "здесь и сейчас", в котором мы все существуем.

Владимир Антипенко — создатель и художественный руководитель Театра поэтов "Послушайте".

Дует холодный ветер,

Пахнет луной и снегом.

Город плывёт ковчегом,-

Что ты наделал, Петя?

Санкт-Петербург качает,

Город искусства вымер.

Пьяный матрос Владимир

Мёртвым стихи читает.

Так было, когда люди не знали, как записывать слова. Гомер ходил по городам и сёлам и читал свои стихи вслух, записывали другие за него. Зритель, пришедший к нам, может увидеть живых людей, которые в наше время творят поэзию. В Древней Греции был интерес у общества, и из этого интереса возникали ораторские поединки, театр, поэзия.

Сегодня все смотрят телевизор, который ориентирован на то, что сейчас люди из себя представляют. Эти ток-шоу не пытаются дать человеку что-то новое, поэтому в телевизоре нас нет. А когда публика приходит и видит то, что делаем мы, почти всем это нравится. Представьте, для камерного театра из пяти выступлений четыре всегда аншлаг!

В литобъединениях мне скучно, а в любом месте на улице я могу встать, начать читать стихи, люди будут останавливаться и слушать… Пусть люди знают, что поэзия в городе присутствует, живая, современная. Когда случился Беслан — через месяц Анастасия Демичева и Владимир Беляев читали в Театре свой блок про Беслан, и я видел собственными глазами, как две женщины плакали. Театр не для поэтов, театр для зрителей. Сейчас мало издавать сборники, сейчас надо, чтобы тебя слышали.

Через сто лет будет гораздо интереснее, что человек думал, переживал и из себя представлял как личность, чем то, что сказал депутат такой-то по поводу того-то, хотя об этом и скажут в СМИ. А вот что написал поэт, будущему будет интересно.

Илья Жигунов, поэтическое движение "Послушайте".

Когда преставилась моя Родина

и мне уже нечем было плакать. -

Я развернул промасленный газетный свёрток

и распихал по карманам припрятанные там

косточки, бусинки и тряпочки.

Коротаясь перекуром,

из меня исходили индийские испарения

и нефтяные отрыжки.

Я поднял глаза -

и, наконец-то, увидел Землю Санникова.

Петербург сам по себе, ему наплевать на горожан, это очень чувствуется. Раньше связующих нитей было много, но сейчас они пропали — это такой Подмосковный Петербург. Такие нити я часто встречаю у определённых творческих людей. Этих нитей я не вижу у большинства, которое занимается "частным бизнесом", "зарабатывает деньги". Про большинство я говорю как про фашизм потребления, они сосут деньги, весь город для них — шоу-бизнес.

Этот город не "тёплый", как сказано в Откровении Иоанна Богослова. Или холодный, или горячий, он очень пограничный. Вроде как и есть, вроде как и нет, его какая-то нереальность, и нереальность своего существования, бред своего существования засасывает, очаровывает. Петербург — живые, настоящие, но декорации.

У меня восприятие некоего Армагеддона в собственной судьбе. Если подавлять в себе страх общения с городом, то будет другая сторона того же страха, и он никуда не уйдёт. А признание страха это и есть открытость чувства — если я доверяюсь городу, с ним происходящему, я сам становлюсь частью петербуржских декораций, на расслаблении, на доверии. Самое главное — признать, да, мне страшно, и тогда связь восстанавливается.

Мой лирический герой стремился, чтобы люди были счастливы. Добивался счастья и с помощью насилия, и с помощью любви впадал в крайности. Последние два года мой лирический герой окунулся в мир обывателя — для него это было ново, всё удивляло, он никогда не сталкивался с таким типом мышления, но через год он понял, насколько изменить это невозможно, можно изменить только своё видение... Может быть, это какое-то отчаянное поражение моего лирического героя. Как он находил в себе смелость это всё ненавидеть, способность к насилию, так не меньшей трагедией и серьёзным поступком для него стала попытка принять то, что раньше ненавидел. Не стать обывателем… просто научиться смотреть и видеть…

Тикки А. Шельен, солистка группы "Башня Rovan". Переехала в Москву.

Мрачная ночь наступила на Санкт-Петербург,

ночь всех святых, начиная с последнего часа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Завтра (газета)

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное