Те - особенно журналисты, - кто отказывает Михаилу Ходорковскому в праве сделать выводы из пережитого им за последние несколько лет, на мой взгляд, фатально заблуждаются. История полна примеров, когда человек, хлебнувши горюшка, соприкоснувшись с реальной жизнью народа, начинает задумываться над теми вещами, о существовании которых и не подозревал, растёт над собой во всех смыслах - и радикально меняется внутренне. Порой достаточно 40 минут постоять на эшафоте, с мешком на голове, в ожидании собственной казни, что бы измениться навсегда и получить гениальные прозрения на 50 лет вперёд. Или же Фёдор Михайлович Достоевский уже не авторитет для пишущей и читающей публики? Тогда могу назвать сотню-другую фамилий из прошлого века, начну с Зиновьева и Солженицына. Продолжать?
Но ни в коем не предлагаю жёстко проводить подобные параллели. Михаил Борисович - разумеется, не Дед Мороз, и не старик Хоттабыч, и, разумеется - никто не забыт, и ничто не забыто. Но сегодня я очень надеюсь, что лицезрею процесс переплавки в тюремном тигеле гордыни Олигарха в гордость Человека. Не знаю, до каких пределов изменится МБХ, но то, что он уже никогда не будет прежним - это точно.
«ГДЕ ЗДЕСЬ БУТЫРКА?»
«ГДЕ ЗДЕСЬ БУТЫРКА?»
Ольга Стрельцова
Ольга Стрельцова
«ГДЕ ЗДЕСЬ БУТЫРКА?»
Слово "тюрьма" люди стараются не употреблять: те, у кого ничто с этим заведением не связано, суеверно боятся "накликать", а для кого это не просто слово, а вошедшая в жизнь реальность, лишний раз не хотят напоминать себе и другим об этой действительности, и когда я спросила у прохожей: "Где здесь Бутырка?", — она перекрестилась: "Тьфу-тьфу! Не знаю".
Но от беды не всем удается отплеваться. Тюремный сиделец — беда и боль всей семьи, она затрагивает каждого ее члена, и жизнь родни делится на периоды "до" и горькое настоящее. Однако люди, столкнувшиеся с этой реальностью, приведшей их в хлопотах о близких, лишенных свободы, в накопители для приема передач, к комнатам свиданий, деловиты и сосредоточены. Не пахнет корвалолом, нет слез, истерик. Задача родных сейчас — позаботиться по мере сил о попавших за решетку. В данный момент, например, главная забота — передача. Сделать ее можно, придя рано утром, записавшись в очередь, которая движется очень медленно: прием ведется до обеда, и если не подойдет твоя — надо будет приходить в другой день, тоже рабочий для тебя. Ведь сидящие в тюрьмах, как правило, здоровые мужчины работоспособного возраста — кормильцы. Ныне многие попали в неволю именно потому, что желали обеспечить семью, но способами, которые входят в противоречие с законом. Да и ставшее притчей во языцех наше законодательство не отрегулировано, и позволяет правосудию вести себя вполне "по-басманному", оперируя законом как известным дышлом.