Газета Завтра 616 (37 2005)

В 1999 году, выезжая чуть ли не каждый день на суд из "Матросской тишины", я познакомился с Леонидом Амстиславским. Мы общались почти каждое утро, ожидая своих "автозаков" на прокуренной "сборке", исключая выходные, на протяжении почти двух месяцев. Казалось бы, какие могут возникнуть точки пересечения между пожилым седобородым евреем, бывшим советником Ельцина, посаженным, по слухам, чуть ли не по личному распоряжению Татьяны Дьяченко, и молодым русским националистом, в сердце которого ещё не остыл пепел Дома Советов???

Антагонисты практически во всех вопросах, мы, тем не менее, пришли к единому мнению — что существует некий метафизический долг образованного и чувствующего человека, попавшего надолго "в эту систему", это, минимум — зримо и выпукло описать весь этот ужас, максимум — посвятить остаток жизни правозащитной (в хорошем смысле этого слова) деятельности.

Поэтому я рад в пространстве "Zэка" представить читателю выдержку из рукописи Леонида Амстиславского, посвящённой как раз таки "Матросской тишине", хотя и не рад тому, что этот отрывок документально точен и воспроизводит реальную картину условий содержания — радоваться тут нечему, один ужас.

«БОГ ЕСТЬ. ТЫ УМРЁШЬ. РОССИЯ — МУЧЕНИЦА»

«БОГ ЕСТЬ. ТЫ УМРЁШЬ. РОССИЯ — МУЧЕНИЦА»

О новом романе Александра Проханова «Надпись», о литературе и эпохе беседуют Юрий Бондарев и Владислав Шурыгин

Владислав ШУРЫГИН. Юрий Васильевич, я знаю, что вы закончили читать роман Александра Проханова "Надпись". Несмотря на то, что события, описанные в романе, отстоят от нас всего на четверть века, мы на самом деле немного знаем о том времени, которое сегодня принято называть "застоем". Точнее, о часовом механизме той эпохи. Пружинах, приводивших в действие государственную машину, маятниках, раскачивавших общественное сознание. И в этом смысле "Надпись" для меня стала своего рода открытием неизвестных страниц нашего прошлого. При этом мы видим не мемуары в чистом виде, когда читателю предлагается документальный сухой пересказ свидетеля той или иной эпохи. Это роман. Его герои живут, любят, страдают, ненавидят, совершают подвиги, умирают. И, написанная ярко, образно, "Надпись" захватывает, погружает в это время. Каким вы увидели этот роман, закрыв последнюю его страницу? Мне сложно дать какое-то одно-единственное определение роману. "Надпись" — роман интеллектуальный, фантастический, мифологический, исторический, биографический. Но ещё, я хотел бы обязательно выделить, что это — роман-коллаж. Он, как рисунок-коллаж, — сделан из, казалось бы, разнородных эпизодов, которые вместе дают яркую картину.

Юрий БОНДАРЕВ.