Газета Завтра 8 (1057 2014)

Это слово во мне отзовётся

И уже не умрёт никогда:

"Всё проходит - любовь остаётся!" -

Рёк Григорий Сковорода.

 

Размышлял я об этом подолгу

Над простором Отчизны родной

И, пройдя над Днепром, по Подолу,

Рядом с бронзовым Сковородой,

Убедился, что жизнь не разбита -

Так дробится на солнце вода.

 

Всё минуется - боль и обида,

Всё проходит - любовь никогда!

Слово о Боброве

Александр Проханов

20 февраля 2014 0

Культура Общество

Александр Бобров - русский поэт с той особой лихостью, красотой, буйством и таинственной печалью, что сочетались в Есенине, Васильеве, Передрееве. Он из гнезда этих русских поэтов. Вот он берёт гитару, и его сладкозвучные стихи ложатся на музыку. Звенящая походная песня, от которой в каждом мужском сердце просыпаются удаль и храбрость, ты становишься русским воином.

Вот звучит его чудный стих "Матушка родная, налей воды холодныя". И в тебе слёзное, сыновье, молитвенное, страх потерять ненаглядную матерь свою, стремление укрыться под её сберегающим дивным покровом. А вот и любовный стих. И все женщины мира, самые прекрасные и добрые из них, тянутся к поэту, взирают на него с обожанием.

Бобров - дитя "страшных лет России". В проклятом девяносто первом, когда сокрушалась страна, и бесы летали и скакали по Москве, мы, русские писатели, замуровали себя в нашем Доме на Комсомольском проспекте, отражали атаки нетопырей, молились, пели песни, читали стихи, пили горькую водку. И Бобров был среди нас как "певец во стане русских воинов". В кровавом девяносто третьем, в "чёрном октябре", его гитара звучала на баррикадах у Дома Советов. Он выходил на балкон и читал народу стихи о грядущей победе.

В дни радости его боготворили и клали к его ногам цветы. В дни напасти в него плевали, стреляли, кидали каменья. "Но песня - песнью всё пребудет, в толпе всё кто-нибудь поёт".

Пой, русский псалмопевец Александр Бобров. А мы, твои товарищи и братья, тебе подпоём.

Апостроф

Георгий Судовцев

20 февраля 2014 0

Культура Общество

Владимир СОРОКИН. Теллурия. Роман. - М.: Corpus, 2013, 448 с., 20000 экз.

Каюсь, до нового творения Владимира Сорокина добрался с огромным опозданием, когда его уже начали "разбирать на цитаты". Прежде всего, потому что никогда не восхищался творчеством этого писателя, да "и что доброе может прийти из Назарета"?

Давно известно, что Владимир Сорокин, словно птица сорокопут, способен имитировать любой литературный стиль до степени неразличимости, но это - дар сомнительного свойства: сымитировал же Дмитрий Минаев Михаила Лермонтова, да так, что исследователи до сих пор разбираются с его "Прощай, немытая Россия!.."

А в трансформации такого творца, художника, мастера слова, в отличие от Владимира Бондаренко, извините, не верил. Потому что, имея в анамнезе "Норму" и "Голубое сало", написать что-то серьёзное и важное практически невозможно. Это всё равно, что "коку" превратить в "пепси", или "бигмак" в борщ, даже еще невероятнее.

Конечно, сам Владимир Сорокин не может не понимать, что, по большому счёту, зарыл свой талант - и зарыл даже не в землю, а в ту самую субстанцию, которую описал в "Норме". Но - "довлеет дневи злоба его", и, сказав "А", приходится произносить все прочие буквы алфавита в совершенно определенной последовательности, что и называется "свободой творчества".

Но уж этой свободой автор пользуется (или она им пользуется - тут процесс, по всей видимости, взаимный) напропалую. Умение "подать" расхожие штампы в оригинальном оформлении, под "литературным дизайном" - этого умения Владимиру Сорокину не занимать. По сути, его "Теллурия" - вариант исторической антиутопии - жанра парадоксального и в нашей литературе редкого. Отнесенный в неопределенное, но не столько далекое (по впечатлению - конец XXI-начало XXII веков) - мир "Теллурии" есть проекция нынешних страхов в будущее и нынешних мифов в прошлое, с полным авторским отрицанием и того, и другого. Разумеется, переданным через персонажей его романа. А те, в свою очередь, проецируют нынешнее представление о развитии информационных, биоинженерных, нано- и прочих технологий: кинокефалы и кентавры, маленькие (гномы) и большие (тролли), тысячи их, а вариаций отношений между ними, видимо, вообще уже миллионы

Но в человеке и человеческих сообществах мало что от этого "расчеловечивания" меняется: на новом технологическом и даже субъектном уровне воспроизводятся старые формы отношений и старые формы организации.