Газета Завтра 891 (50 2010)

     Телевизионщики, своими передачами наживаете вы горе себе. Но народ вам всё простит, если вы вместо "Следствие вели", "Глухарей", "Часов Волкова" и прочих ЧП начнете показывать светлые стороны нашей жизни в прошлом. Светлым настоящим могут похвастаться только чубайсы, абрамовичи и им подобные. Поднимите свой голос в защиту справедливости, чтобы имя и портреты Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР тов. И.В. Сталина воссияло по Москве и всей стране. Не было, нет, и не может быть грандиозных побед без командира. Сталин был организатором и вдохновителем всех наших побед! Сталин скристаллизировал народ в монолит и победил как в соцстроительстве, так и в войне.

     Да, Сталина нам не хватает!

function countCharacters { var body = document.getElementById ('gbFormBody') if (!body !body.value) return; jQuery('span#gbFormCount').html (body.value.length) if (body.value.length = 2500) body.value = body.value.substring (0, 2499) } setInterval (countCharacters, 500);

1

Нина Адрианова «ИЛЬ ТЫ ПРИСНИЛАСЬ МНЕ?..»

Когда началась Великая Отечественная война, мне было 16 лет — только в мае получила паспорт. От Усманской средней школы № 1 (тогда это была Воронежская область), нескольких ребят направили на трудовой фронт. До этого я пыталась попасть просто на фронт, но брат с фронта, а он окончил артучилище и участвовал в боях, написал мне, что я там пользы не принесу. Тогда я исправила в паспорте дату рождения с 1925 на 1923 год, для верности, чтобы попасть хотя бы на трудовой фронт. И вот мы в составе эшелона, в товарняке — поехали. Пишу подробно, чтобы потомки поняли психологию нашего поколения, еще не повзрослевших, но уже cоветских людей, на плечи которых легли нелегкие испытания.

     Высадили нас на станции Вязьма недалеко от Смоленска для помощи в сооружении противотанкового кольца вокруг Москвы. Стояли мы на реке Днепр в казачьем хуторе Ларино. Недалеко от нас работали школьники Москвы и других городов. Прорабом был Сперанский, имя и отчество, к сожалению, не помню. Мастером — Александр Иванович, а вот его не помню по фамилии. Говорил он с ударением на "о", должно быть, волжанин.

     На трассе работали также и взрослые, на их участке земля глинистая была — тяжелее нашей.

     Работали, как мы слышали, также и заключенные — в болотистых местах.

     Спали мы в сарае: мальчишки в одном отсеке, девочки в другом. Будил нас Александр Иванович примерно в 4-м — 5-м часу утра. Процедура пробуждения была непростая и нескорая. Александр Иванович подходил к двери мальчишек и, громко стуча в дверь, пытаясь придать своему голосу строгости, что ему плохо удавалось, говорил: "Робят, встовай, кому говорю — встовайте". Затем подходил к нашей двери и нежным голосом взывал: "Девочки, а девочки, встовайте, уже пора". Стучал, видимо, пальчиком — еле слышно. Чувствовалось, что ему жалко будить нас. Потом опять подходил к мальчишкам и со строгим видом призывал: "Робят, встовай". И так раза три круга делал. Позавтракав, шли на работу. Дорога — слева хутор, справа лес. В лес заходить запрещалось. Мы знали — там стоят наши военные части.

     Немцы по радио вещали о том, что скоро возьмут Москву и передавали наши советские песни. Говорили, что зря роем, бросали листовки. Поднимать их и читать не рекомендовалось. Но дети есть дети. Раз нельзя, надо поднять и прочитать. Я так и сделала. Когда в очередной раз их бросили, я подняла и читаю: "Дамочки, дамочки, не ройте ямочки, ваши ямочки пройдут наши таночки!"

     У меня эта листовка вызвала чувство омерзения. Скомкав бумагу, со злом бросила её на землю и затоптала тапочкой.

     Я стояла на дне котлована и приноровилась выбрасывать землю с большой глубины на бровку. Как-то Александр Иванович, проходя по трассе, увидел меня и говорит: "А ну, вылезай. Да, да, я тебе говорю". Я вылезла, переживая, что не так что-то сделала. "А ну, идем", — говорит. Ростом он невысокий, а шаг у него большой. Вприпрыжку еле успевала за ним. Привел он меня на участок трассы, где работали в основном крепкие ребята. Подвел к высокому парню и говорит: "Вот привел, и чтоб я ее на дне котлована, — показал вниз пальцем, — не видел. Пусть ковальеры разравнивает. (Это земля с бровки бросалась дальше и разравнивалась). Я проверю, — и ушел, сказав на прощание. — А то ведь она рожать не будет". На всю жизнь запомнила заботу этого человека.

     Потом настало тревожное время. Наши военные сбили немецкий самолет над хутором. И вот иду я, сонная, по дороге на работу и слышу: "Дочка, дочка, подь сюда". Смотрю, стоит у хаты опрятно одетая женщина: пестрая длинная широкая юбка, белая кофта, фартук и платок. И держит эта женщина кружку, а рядом табуретка и крынка. "Выпей, дочка, парного молочка. А то когда еще придется выпить, а может, и не придется". Тоже запомнила на всю жизнь — и слова, и вкус молока.