Газета Завтра 911 (18 2011)

"Рыбин и Библию читал как хрестоматию по государственному строительству. Ветхий Завет живописал титаническую борьбу Бога-отца за совершенное, а главное — справедливое общество. Новый Завет — титаническую борьбу Бога-сына за совершенного справедливого человека. Совершенный человек, умноженный на совершенное общество, давал в итоге совершенное государство. Но и в первом и во втором случае высшая мысль потерпела поражение. Священная книга человечества была документальным свидетельством Господа о невозможности изменить человечество к лучшему..." Подобный обречённо-романтический пессимизм разделяют и другие герои и героини романа. В чём-то они напоминают мамлеевских персонажей — тоже московских, одновременно странных, инфернальных, но и совершенно обычных, соседских, родных. Выходишь ночью из подъезда и бредёшь мимо кустов-осьминогов прямо в преисподнюю, а вход в неё обозначен манящей вывеской бара "Ку-ка-ре-ку". Обычное дело, не правда ли?

Семя не прорастёт, если не умрёт в самом начале своего пути. Государство, как и человек, рождается всегда трудно, в муках — через кровь и насилие. Секс и насилие — это, можно сказать, основные мотивы людской жизни. Насилие и секс — два постоянно модных бренда, в раскрутке которых не брезгует принимать участие и власть. О них, да ещё, разумеется, о смерти, много рассуждал доктор Фрейд. Не удивительно, что и в "Почтовой рыбе" немало строк посвящены либидо, танатосу и принуждению (а насилие — это концентрированное, радикальное принуждение). В плавании по штормам жизни все эти вещи неизбежны.

Французские экзистенциалисты, к примеру, тоже занимались болезненными вопросами противостояния быта и бытия, жизни и смерти, любви и денег, совести и общественных нравов. Но в интеллектуальных лабораториях Сартра и Камю градус кипения был совсем другой — тише, мягче, аккуратнее. Как в приличном парижском кафе. А Чарльз Буковски, напротив, любую дискуссию о тонких материях виртуозно превращал в пьяную драку — с хохотом доступных женщин и звоном битого стекла. Читая же Юрия Козлова, становится очень жарко. Потому что находишься совсем близко к пеклу, как это обычно бывает в империях, где кесарю — одно, а князю мира сего — другое. И паркет в коридорах власти частенько обжигает пятки. А Россия — империя, как ни крути.

Вопросы о власти, по-прежнему остаются на гребне бушующей русской волны — спасительным ковчегом посреди драмы очередного апокалипсиса… Мы в этой стихии чувствуем себя как рыба в воде.

«Аккорд-недвижимость»: оптимальная аренда офиса в москве по выгодной цене.

Александр Лысков -- Коммунальное цунами

Заранее прошу потерпеть, не морщиться. Вынужден, по сути, начать с таких определений, как отходы человеческой жизнедеятельности, канализация. Никуда не деться и от крепкого словца, которое часто употребляют в пылу спора даже публичные люди. Конечно, в редких случаях, в порыве эмоций, как исключение из правила.

Но если исключение становится правилом?

Если в течение зимы-весны в моногороде Заволжье суровые владельцы очистных сооружений с моторного завода грозятся перекрыть задвижку и прекратить "прием стоков"? Да одновременно отключить воду и отопление? И выражаются при этом откровенно в той самой лексике, что ниже пояса. Коли тема из последней и не очень приличной вырастает в главную, то и нам не избежать некоторых неприятных определений.

В страхе перед жилищно-коммунальным цунами заволжане живут уже два года. Теперь они определенно заявляют: мы стали заложниками в борьбе сильных мира сего за обладание городской сетью трубопроводов, канализации и отопления. Истинно, кто владеет всем этим, тот владеет городом.

Очередной раз отключать отопление, снижать температуру воды в батареях начали в ноябре прошлого года, с первыми морозами. Странным образом это совпало по времени с вступлением в должность нового главы местного самоуправления Александра Лебедева.

Известность он получил еще в конце девяностых. Работал в экономической службе того самого Заволжского моторного завода — градообразующего предприятия. Времена были "серые" — по определению стиля экономических отношений. Он выступил против "серых" схем. Предложил открытую экономику предприятия. После чего ему, как говорится, пришлось уйти.

На голом месте, на городском пустыре с несколькими друзьями и единомышленниками он организовал мебельное производство. Теперь это комбинат "ЮТА", раскинувшийся в современных корпусах на 30 тысячах квадратных метров. 270 станков нового поколения. Процветающее предприятие.

Если десять лет назад к моторному заводу рабочий люд по утрам валом валил, то теперь там мелководье, а толпы рабочих направляется к воротам предприятия "ЮТА". Вот, оказывается, что такое — открытая, не серая экономика.

Кстати, все вышло по-лебедевски и на его родном когда-то моторном заводе. Вскоре после его увольнения сменился собственник и ликвидировал все непрозрачное в финансовых отчетах.