Газета Завтра 913 (20 2011)

"Святые воины-мученики составляют особый высокий чин небесной иерархии. История церкви отмечает дарованное им особое свойство являться в сражениях и поражать плотских врагов. Так, Дмитрий Солунский уже после своей кончины являлся на стенах осажденной Солуни и поражал сарацинов, а святые страстотерпцы Борис и Глеб, пришедшие на помощь своему сроднику князю Александру в Невской битве, сокрушили часть шведского войска на другом берегу Невы — там, где не проходила с боем княжеская дружина. Как и все мученики за веру, он несет в себе частицу того страшного огня попаляющего, который есть Господь. Несомненно, что так же, как и они, Евгений Родионов - лучший воин в полном смысле слова. Он вел брань свою не только с земными служителями преисподней, но и с духами злобы поднебесной. Он был и есть солдат той армии, Великий Полководец которой не предает своих солдат и ни единой капли пролитой крови не оставляет незамеченной. Так и Евгений брань свою продолжает и после своей земной смерти. Быть может, его явление знаменует рождение среди нас воинов, идущих в бой со Христом в душе. Крепко стоящих в этом бою до смерти и после смерти. На земле и на Небе".

Юрий Юрьев, из статьи "Чудо о Евгении" ("Завтра", 1999, № 46)

СОВСЕМ НЕДАВНО федеральный список экстремистских материалов пополнился лозунгом "Православие или смерть!" Теперь этот лозунг в России официально запрещен, на него поставлена государственная печать — "экстремизм"! Но ведь знаменательная и героическая кончина Родионова есть прямое, непосредственное воплощение принципа "Православие или смерть!". Евгений Родионов был поставлен перед ясным, очевидным, заостренным, как лезвие меча, выбором. "…От него требовали немного — снять крестик." Он не снял крест и выбрал бессмертие… Посмотрим, что выберем мы?

Эта заостренность, кристальность выбора, явленная в мученической кончине Евгения-воина, пугает многих. Иным такой подход представляется и впрямь вредным и экстремистским. Многим православным в рясах и без оных гораздо уютнее пребывать в мире полутонов, в стабильном режиме компромисса с нахрапистой антихристианской цивилизацией. Любые разговоры о неминуемом выборе отметаются, сама постановка вопроса выставляется нелепостью, вывихом сектантского сознания, результатом религиозной экзальтации. Пример Родионова четко указывает на то, что экзальтация тут не при чем. Евгений вовсе не был религиозным фанатиком, едва ли был воцерковлен. Но решил вопрос своей вечной жизни принципиально, по сути, а не по форме.

Современным докторам богословия, отягощенным Сорбонной, изрядно искушенным в многословных прениях, есть чему поучиться у русского мальчика, окончившего девять классов средней школы поселка Курилово.

Панически бежит прочь от Родионова многочисленное племя церковных секретарей и светских очковтирателей-имитаторов. Вблизи от пресветлого лика Евгения-воина обнажается любая, даже самая тонкая, самая изысканная ложь. Любая подделка становится грубой и очевидной. Потому-то многочисленные прокремлевские молодежные движения никогда не поднимут на знамя образ Евгения. Ибо он их спалит, выжжет их них притворство, разрушит фикцию синтетического патриотизма.

"Мое мнение о гибели солдата Родионова, которого убили бандиты, требуя изменить своей вере, — это геройский поступок одного человека и подлая мерзость тех, кто его убил." Это слова Рамзана Кадырова. Любопытно, что нынешний глава Чечни, говоря о Евгении, обратил внимание именно на религиозный, духовный смысл случившегося, чего в упор не видят или не хотят видеть иереи из Синодальной комиссии по канонизации.

ЗАСТУПНИК РУССКИХ