Не имеющие никакого тюремного опыта, осужденные, как правило, за малозначительные преступления, напуганные до полусмерти, они готовы откупаться от грозящих им опасностей — реальных и мнимых — всеми имеющимися средствами. Они не знакомы с криминальным миром, у большинства из них на воле остались родственники, мамы и папы, которые, в свою очередь, готовы платить, чтобы смягчить участь своего заблудшего чада. На этом и был построен расчёт Нуреева. Он внимательно просеивал своим опытным взглядом всех прибывающих, выделял среди них "кредитоспособных", и "разводил их на бабки", бойко торгуя тюремными привилегиями, хлебными должностями и тёплыми местечками. Всё это происходило, разумеется, с ведома и при поддержке администрации, имевшей в этом гешефте свой большой жирный кусок.
Масштабов его деятельности до конца, думаю, не знал никто. Мне он однажды, в порыве откровенности, бросил: "Костя, здесь же миллионы гуляют!" Не берусь судить о количестве этих миллионов, но летом 2010-го, по моим наблюдениям, через княжевский карантин прокачивалось по 200-300 тысяч рублей в месяц. Дело облегчалось тем, что в отличие от всех других зон, зэки, приговорённые к отбыванию наказания в колонии-поселении, имеют право пользования наличными деньгами. Для тех, кто платил, это было настоящей лотереей: некоторые, действительно, облегчали себе жизнь, а кто-то оказывался в жестоком "пролёте". Я знал одного зэка, заплатившего 50 000 за то, чтобы сидеть "без проблем" и, несмотря на это, через две недели поставленного на этап…
ВпроЧем, в глазах княжевского большинства такая система, при всех её издержках, всё же давала нужный эффект. Во всяком случае, она давала надежду, а это уже немало. Особенно, если учесть, что жизнь человека в тюрьме вообще мало чего стоит. Я пробыл в Княжево, где режим содержания далеко не самый строгий, чуть больше семи месяцев, и только за это время оттуда вывезли три трупа.
Один из этих несчастных умер от жары, его "козлы" в наказание за какую-то провинность заставили по стойке "смирно" стоять на плацу на самом солнцепёке. А лето 2010-го года было просто страшным, температура в тени доходила до 38 градусов. Да и одёжка, так называемый "положняк", состоящий из чёрного "клифта" казённой куртки и грубых штанов, пошитых из плотной ткани, создавала эффект парника. Ну, сердечко у бедолаги и не выдержало…
Второй помер, думаю… от страха. Невысокий, седой, с интеллигентным лицом и длинными волосами. Только что с "вольного" этапа. Судя по всему, его ужасно напугали, когда принимали этап. Он шёл с пустыми, безумными глазами, безуспешно пытаясь удержать подмышкой скатку с тощим матрацем. Прошёл буквально в метре от меня. Помню, я ему крикнул: "На плечо возьми, легче будет!", но он не услышал. Дошёл до забора, отделявшего барак карантина от остальной территории, и упал. Тоже сердце не выдержало…
Зато третий "жмурик" был вполне традиционный. Зэк-наркоман повесился в камере штрафного изолятора. К этим трём можно добавить ещё одно "тяжкое телесное": на сельхозработах пьяные "козлы" избили молодого парня. Спасти его удалось, но пришлось удалять селезёнку…
Вообще, кровь и смерть на зоне — дело обычное. И связано это вовсе не с особой кровожадностью "спецконтингента". То есть, и этот фактор, конечно, имеет место быть: сидят в тюрьме по большей части люди решительные и не склонные к сантиментам. Но главное всё же не это. Главное — на зоне рычагов влияния на человека, как ни странно, не так уж и много.
Это на воле мы укутаны, как в плотный кокон, в сложную и многомерную социальную среду, связаны с ней тысячами невидимых нитей, дёргая за которые, можно добиваться от нас нужной реакции. Жена, сослуживцы, друзья — каждый из них по-своему добивается от нас желаемого результата. На работе, например, начальник может прилюдно отругать нас, понизить в должности, послать в отпуск зимой и т.д. На зоне ничего этого нет, у зэка оборваны все привычные нам социальные связи. Там есть два главных способа влияния: слово и — сразу, без каких-либо переходных ступеней — физическое насилие. Поэтому, кстати, бывалые зэки стремятся как можно дольше "перетирать" спорный вопрос на словах. Так как слишком хорошо знают: там, где кончаются слова, начинает литься кровь…