Газета Завтра 958 (12 2012)

М. К. Что касается включения номинантов на Нобелевскую премию Пелевина и Евтушенко, то это, как говорится, уже проехали… Премию получил, на мой взгляд, очень достойный человек — шведский поэт Томас Транстрёмер. Шансы у Пелевина и у Евтушенко были одинаково низкими. И это говорит прежде всего о том, что на сегодняшний день русская литература не входит в мировую элиту. Обстоятельство это печальное, но не трагическое, потому что Нобелевский комитет руководствуется многими факторами при определении номинантов, и в принципе любое частное лицо может номинировать кого угодно, только его имя пятьдесят лет не будет известно. Поэтому все люди, которые об этом заявляют во всеуслышание, нарушают, кстати говоря, Устав Нобелевского комитета. Но ни Евтушенко, ни Пелевин сами об этом не заявляли. Это ставки букмекеров. Тут ещё вот какая интересная вещь: букмекеры ставят на нобелиатов, как на футбольные матчи, скачки или гонки «Формулы 1». Это, с одной стороны, признак того, что литература коммерциализирована полностью, а низкие ставки на русскую литературу — того, что она становится всё более провинциальной в глазах культуртрегеров, которые определяют литературный процесс. А с другой стороны, на мой взгляд, это обозначает её совершенно особый статус. Я вам скажу простую вещь: я не отвечаю за Пелевина, потому что Пелевин — писатель для среднего класса и для офис-менеджеров, который, безусловно, ответил на их внутренние вопросы. На мои, скажем, вопросы и запросы он не ответил, но это не делает его ни хуже, ни лучше. Я говорю о ремесле, которое мне ближе, — о поэзии. Дело не в том, кто: Евтушенко, Вознесенский или ещё кто-то, а в том, что русская поэзия остаётся регулярной и рифмованной, абсолютно уже, в этом качестве, не читаемой европейскими экспертами-рецензентами. Я помню, ко мне приехал в гости один французский профессор, хорошо знающий русский язык и тонко чувствующий нашу поэзию, и, послушав меня, сказал: «Какие вы счастливые — вы можете стихи писать в рифму». На мой вопрос: «А вам что, закон запрещает это делать? Или, как маркиза де Сада, сажают за это в Бастилию? » он ответил следующее: «Нет, нас сейчас просто не воспримут». А ведь французская поэзия — традиционно рифмованная! Вот такая ситуация. Но это даже хорошо, потому что означает, что русская поэзия «не по зубам» сегодняшним славистам и экспертам по литературе.        

«ДЛ». Читаете ли вы произведения современных российских писателей? Кто вас удивил, по-хорошему, в последнее время?

М. К. Я читаю их каждый день: бывает, на редакционный ящик по семьдесят пять писем приходит, из них две трети — это рукописи. Меня очень удивила петербургская писательница Наталия Соколовская, которую я прекрасно помню как переводчицу грузинской поэзии. Первая книга её прозы была очень приятной, но она, по разным личным обстоятельствам, была написана под псевдонимом. А вот во второй книге, которая называется «Любовный канон», есть, по крайней мере, две новеллы, написанные с такой болью и в такой прекрасной русской традиции, таких тонких, что они меня просто поразили. Я с большим предубеждением эту книгу открывала и очень рада, что ошиблась в своих ожиданиях. Это вот из того, что я прочла буквально на днях.  

«ДЛ». Ваши журнальные статьи о Гюго и Бальзаке — очень мощные, серьёзные, претендующие, по-моему, на что-то большее. Не задумывались о книге в серии ЖЗЛ?

М. К.  Не задумывалась и не задумываюсь. Потому что мне совершенно не нравится проектность, в которую вылилась сейчас серия ЖЗЛ. Чудовищная журналистская приблизительность, чудовищный дилетантизм (почитайте книгу о Хемингуэе). Хемингуэй — сложнейшая фигура в литературе ХХ века. Человек выдающегося таланта, сотканный из противоречий, человек, заперший себя в клетку метода, который нашёл, и погубивший себя как крупного писателя. Это трагедия, предвещающая клиповое мышление, Интернет-эпоху. А что мы читаем в этой пустой книжке: сколько у него было баб, как он пил кальвадос — мы знаем всё это. 

В серии ЖЗЛ сейчас есть два уровня: академический (условно говоря, уровень Варламова и Басинского) и абсолютно дилетантский уровень всех остальных.

«ДЛ». Как вы относитесь к критике ваших стихов? Помогает она или мешает вам?