Газета Завтра 992 (49 2012)

В.Ф. Да, в советское время государство держало искусство на высоте. Советское обучение так поставлено было, что весь Запад завидовал. Прекрасное было обучение. Были в общеобразовательных школах всевозможные кружки: хоровые, театральные, был институт детского художественного воспитания, он так и назывался "Институт художественного воспитания детей". Сегодня мы потеряли и теряем уровень образования во многих профессиях. Если говорить о музыкальном образовании, то недавно была опасность его перевода на двухступенчатый уровень. Сразу после школы — в консерваторию, минуя училище. Так дешевле. Раньше мы могли гордиться своим образованием. И это необыкновенно влияло на всё. Какие люди тогда учили! Титаны!

"ЗАВТРА". О чём вы думаете, вспоминая Евгения Мравинского, Сергея Лемешева?

В.Ф. Это были мои учителя, и я им благодарен вечно. Эти люди полностью посвящали себя искусству, служили искусству. Я видел у Лемешева клавир "Онегина". Он весь исписан карандашом, Лемешев записывал замечания, свои размышления о партии Ленского. У нас даже дома очки хранятся, с которыми Лемешевым были прочитаны последние строки в жизни… У Евгения Мравинского я присутствовал на репетициях, это были уроки по таинству мастерства. Он приглашал меня играть с его оркестром, оркестром Ленинградской филармонии, чем помог мне состояться, конечно.

"ЗАВТРА". От Николая Голованова, легендарного дирижера Большого театра, дирижера Большого симфонического оркестра с 1937 по 1953 годы, вам перешла в наследство его иконка.

В.Ф. Это был знак такой. Я решил, что это знак судьбы, который я должен учесть. Николай Голованов был человеком верующим. Он ведь еще в Марфо-Мариинской обители великой княгини Елизаветы Федоровны регентом служил. Эту иконку — Голованов с ней всегда дирижировал — мне передала его сестра. Я много слушал Голованова, но с ним, к сожалению, знаком не был. Конечно, Голованов — это столп... Его несколько раз выгоняли из Большого театра, потом возвращали. Да, и вот эта иконка — она небольшая, деревянная — всегда в моем кармане. Я всегда с ней.

"ЗАВТРА". Владимир Иванович, есть мнение, что русской школы дирижирования нет. Но есть великие русские дирижеры. 

В.Ф. Русской школы дирижирования как таковой, мне кажется, нет. Есть русская пианистическая школа, еще от Зилоти. Можно сказать, русская скрипичная школа тоже есть. От Давида Ойстраха, никто до сих пор Ойстраха переиграть не может. Школу дирижирования мы получили из Германии. Мой педагог Лео Гинзбург, к примеру, школу получил в Германии. Он был замечательный педагог. В Россию приезжали многие немецкие дирижеры, и русские у них учились. Русский человек, русский музыкант отличается вообще в культуре, не только в музыке. Георгий Свиридов написал на стихи Роберта Бернса целую сюиту, "Шотландские песни". Так шотландцы говорят: "Да это не русский написал, это наш". Точно так же: "Это испанец написал, это не русский", — испанцы говорили про "Арагонскую хоту" Глинки. А "Песни западных славян" Пушкина?! Он из России и не выезжал никуда, а как написал проникновенно! То есть у нас, у русских, есть это определенное великое качество проникать в любую нерусскую сферу и воссоздавать ее в еще более значимых масштабах. 

"ЗАВТРА". Исполнение вашим оркестром Моцарта, Брамса, Дебюсси зритель встречает овациями. При этом зрителю оказывается вдвойне важно, когда вы исполняете музыку русских композиторов. Почему?

В.Ф. Потому что я — русский. Я весь напоен русской поэзией, русской природой, русским общением. Это говорит во мне и выливается в музыку. Свою русскую музыку я чувствую печенкой, можно так сказать. Хотя я проникаю и в другую музыку и беру от нее что-то для своей. На Западе можно было услышать: "Он играл, конечно, это скерцо по-русски". Как это понять? С их точки зрения, "по-русски" — ругательно. Это так, если ты играешь по-русски Моцарта. Это плохо. Ты должен войти в моцартовский стиль. 

"ЗАВТРА". Сказывается ли ваша дружба с Георгием Свиридовым при исполнении его музыки?