Газетчик

Потом отдыхали, обессиленные. Потом Аня захотела еще, а Пшеницын уже не мог. Она помогала ему – сначала рукой, потом ртом. А он смотрел на ее спину, трогал ладонью ее мягкую, горячую кожу и хотел, чтобы это никогда не закончилось.

И вдруг он вспомнил. Вспомнил, что он видел в квартире Зуевых, когда залез в окно спальни Алексея и шел к двери.

Аня подняла голову и посмотрела на Пшеницына. Ее взгляд был обиженным.

– Что с тобой? Ты меня больше не хочешь?

– Извини, – пробормотал Пшеницын, – мне нужно идти. Я кое-что вспомнил.

– Что ты вспомнил?

– Не важно, по работе.

Пшеницын и Аня быстро окатились водой, смыв с себя засохшую мыльную пену и прилипшие листья от веников. Оба вышли в предбанник и молча оделись. Аня обиженно надула маленькие губки. Пшеницын обнял ее, но она отодвинулась.

– Не обижайся.

Она молчала. Это было плохо. Нельзя оставлять девушку в таком состоянии. Как Пшеницын ни торопился, он должен был успокоить Аню. Он схватил ее и прижал к себе.

– Посмотри на меня, – приказал он. Она посмотрела. – Ты меня любишь?

– А ты меня?

– Я-то тебя да, а вот ты меня?

– Я хочу, чтобы ты любил меня больше своей работы.

– Какая работа! – засмеялся Пшеницын. – К черту работу.

– Если к черту, тогда пойдем в кино.

– Ты же знаешь, что нам нельзя появляться вместе.

– Это меня так бесит!

– Хочешь похвастаться перед подружками своим парнем?

– А что, в этом есть что-то плохое? Все хотят.

– Всему свое время.

– Мне уже есть восемнадцать.

– Сначала окончи школу.

– Как долго ждать. Еще целых восемь месяцев.

– Быстро пролетят.

– Целая вечность. А потом мы поженимся?

Пшеницын думал недолго.

– Конечно.

– Правда?

Аня расцвела.

– Я тебе клянусь. Распишемся сразу после твоего выпускного. На следующий день.

– Круто. Я закажу себе белое платье.

– Вообще-то белое платье обычно носят невесты, которые сохранили невинность до свадьбы, – пошутил Пшеницын.

– Как же, сохранишь с вами, – сказала Аня, и в ее голосе появились нотки, которые Пшеницыну не понравились.

Он подумал, что никогда не женится на Ане. Заниматься с ней любовью в бане – это да, это ему нравилось. Но вот представить, что она живет вместе с ним, что она круглые сутки находится рядом, – этого он представить никак не мог.

Восемь месяцев – большой срок. За это время многое может случиться. Но нужно сделать так, чтобы она никому не рассказала об их отношениях. А значит, она должна быть довольна.

– Ладно, иди, – сказал Пшеницын и хлопнул ее по попке.

– Когда увидимся в следующий раз? – спросила Аня.

– В следующий банный день.

– Я такая грязнуля, – сказала Аня, – я готова мыться хоть каждый день.

И снова послышалась та самая нотка, которая Пшеницыну не понравилась. Что-то откровенно шалавистое. Аня намотала на голову полотенце и вышла из бани. Пшеницын остался сидеть на скамейке. Он выйдет позже, чтобы никто не увидел их вместе.

Он откинулся назад и еще раз представил картину, которая была у него перед глазами в тот момент, когда он сидел на полке и гладил спину Ани. Теперь он видел эту картину ясно и четко, во всех деталях.

Так странно, что он забыл об этом. Что он этого не заметил. Что не придал увиденному никакого значения. Он был слишком сосредоточен на поиске мужчины с ружьем. Его мозг автоматически отбрасывал все, что не было мужчиной с ружьем. В том числе девушку, которая стояла за шкафом и испуганно смотрела, пока он влезал в окно и шел через комнату.

А сейчас все, что он видел, всплыло в памяти. Он видел эту картинку перед глазами и спрашивал себя: как он мог не увидеть, что девушка за шкафом – это Нина Шарова? Но сейчас он не был уверен, что он это видел.

Может, просто показалось.

31

Кораблев вышел из школы и отправился куда глаза глядят. Красная спортивная сумка с учебниками была переброшена через плечо. Он держался двумя руками за ее ремень, как утопающий за спасательный круг.

Идти домой не хотелось. Там было пусто и холодно. Сидеть дома, читать опостылевшие книги и вспоминать, что произошло сегодня, было выше его сил. Он обошел здание районной администрации и спустился с горки. Прошел по мосткам через болото, мимо универмага и райотдела милиции.

Пока он шел, у него не было никаких особенных планов. У детсада он понял, что хочет увидеть сына. Он остановился перед зеленым забором. Дети играли во дворе. Кораблев сам ходил в этот детский сад. Он помнил свою воспитательницу, к которой они подбегали всей группой и показывали, кому сколько лет: он показывал три пальца, а были малыши, которые показывали два. Он помнил, как однажды они играли в войнушку и он упал лицом на игрушечный пистолет и пробил себе голову. Его отвезли в больницу и зашивали рассеченную бровь кривой иголкой, а он орал изо всех сил – не столько от боли, сколько от ужаса.

– Папа.

Тутусик стоял за забором и смотрел на Кораблева. Он был маленький, как куколка. На нем был коричневый комбинезон, перепачканный в земле. Он смотрел на Кораблева удивленно. Кораблев решительно открыл калитку и вошел во двор детского сада. Тутусик подошел к нему. Кораблев присел на корточки и взял его за руки. Руки были ледяные.

– А где твои перчатки?

– В садике оставил.

– Пойдем.