Где болит? Что интерн делал дальше

– Надо составить список всего, что пропало, – сказал я, хотя она это и так наверняка знала. «Мы не победили бы в войне без строгого учета», – обычно замечала бабушка в подобных случаях… в частности, когда я жаловался, что вовремя не сдал налоговые формы.

Они забрали все, что обычно воруют: телевизор, DVD-плеер, деньги из шкатулки на камине, камеру, бабушкин мобильный (Зачем покупать мобильный, если потом оставляешь его дома? – хотел я спросить, но промолчал). Унесли ее обручальное кольцо, принадлежавшее некогда моей прабабке, немногочисленные драгоценности, которые за годы супружества подарил ей мой дед, пару жемчужных сережек – их отдала бабушке сестра перед смертью, – и прочее в таком роде. У нее не было особых ценностей, но все, что было, они украли.

– Это всего лишь вещи, – заметила бабушка стоически.

Ворам явно требовалось то, что можно быстро обратить в наличные: они не тронули ни дорогие настенные часы, ни старинный столик, передававшийся в семье из поколения в поколение.

– Ужасно неприятно думать, что кто-то был в твоем доме, трогал вещи…

Они разбили окно, чтобы влезть внутрь, и собака, к старости почти ослепшая и оглохшая, сторож из которой был не лучше, чем из коврика у порога, прошла по осколкам стекла, порезала лапы и перепачкала кровью весь дом.

– Представляешь, они забрали твою фотографию с выпускного, – сказала бабушка, пока мы с ней убирали, – наверное, из-за рамки.

Дед мой был наверху.

– Я тут сама закончу. Пойди посиди с ним, – попросила она меня.

В их спальне царил точно такой же хаос. Дед сидел на кровати и смотрел на их с бабушкой фото. Каждый раз, когда я их видел, они выглядели все более старыми; сейчас у деда на лбу красовалась большая повязка – сегодня днем ему в больнице удалили доброкачественное новообразование на коже. Он держал снимок перед собой, и руки его заметно дрожали.

– Посмотри, что я нашел, – сказал дед. – Лежала на полу, прямо вот тут. Тысячу лет ее не видел.

На фотографии им было лет по двадцать. Дедушка красовался в шортах; я едва сдержал улыбку при виде его костлявых колен. Он крепко обнимал бабушку за плечи.

– Мне тогда было примерно столько, сколько тебе сейчас, – сказал он.

Мгновение мы помолчали, а потом дед взорвался:

– Да как они смеют! Кто они такие, чтобы врываться к людям в дом и воровать их вещи?

Он закашлялся.

– Ничего страшного, дед, не переживай. Мы со всем разберемся, – попытался я его успокоить.

– Нет, так не пойдет! Маленькие гаденыши! Наверняка искали деньги на наркотики.

Скорее всего, он был совершенно прав. За вещи, которые пропали, они вряд ли выручат больше пары сотен фунтов – профессиональный грабитель ради такой добычи и пальцем бы не пошевелил. Но они забрали все, что было дорого моим бабушке и деду, и я страшно злился, представляя себе, как воры станут продавать наши семейные ценности из-под полы, чтобы заработать себе на дозу. Бабушка с дедом не были богачами. Всю жизнь они работали, откладывали на то, что им хотелось купить, и никому не причиняли зла.

Наконец приехали полицейские, которые, конечно, мало что могли теперь сделать. Они ненадолго задержались, выясняя детали, а потом отправились дальше.

Я остался на ночь, и утром мы с бабушкой продолжили уборку, а потом приехали мама и сестра. В поезде по дороге домой я думал о своих пациентах, прикидывая, кто из них точно так же добывает себе деньги на наркотики. В этом вся суть наркооборота: он влияет на жизни множества людей. Нелегальная деятельность пациентов, которых я лечил, распространялась, как щупальца осьминога, затрагивая всех вокруг. Все мы платим за наркозависимость у своих сограждан: либо напрямую, когда становимся жертвами мошенников и воров, либо косвенно, когда банки и магазины перекладывают на нас стоимость украденных товаров или мошеннических сделок. Но что, если неблагополучные люди – продукт неблагополучного общества? Я постоянно задумывался о подобных вопросах, но ответов на них пока не находил.

Тут до моего слуха опять долетел приглушенный шепот Рейчел и Тамми, и я навострил уши, пытаясь разобрать, что они говорят.

– Два коричневых и один белый, – сказала Тамми.

– Поняла, – ответила Рейчел, – ближе к вечеру занесу.

Внезапно меня охватила ярость: Рейчел не только сама принимала наркотики, несмотря на беременность, но еще продавала их Тамми. Она зарабатывала наркоторговлей! Ее собственному ребенку предстояло родиться с героиновой зависимостью, а она мешала Тамми бросить! Я вспомнил нашу с Тамми первую встречу и большие ожидания, которые на нее возлагал. И вот, прямо в клинике, где помогали бороться с зависимостью, Рейчел торговала наркотиками у меня перед носом. Я ничего не мог сделать или сказать, но на мгновение даже обрадовался, что ребенка у Рейчел отберут. Она не заслуживала счастья!