Где бы ты ни был, назад не смотри (СИ)

Ох, он мог бы перечислить сотню из того, чего ему действительно не хватает! Мог бы перечислять даже до бесконечности! Но он не признается. Она и так прочитала его, как открытую книгу, и этого достаточно. Если завтра приедут Брауны, пусть забирают её в город. Он ничуть не расстроится.

Ну, возможно, совсем немного… В конце концов, она научилась лучше готовить, и уже не спорит с ним по всяким мелочам… Нет, всё же пусть уезжает. И он точно не станет ждать её возвращения.

И в воцарившейся тишине, спустя какое-то время, снова звучит его низкий голос, лишённый, однако, всяческих эмоций:

— Вид на город сегодня особенно красивый.

— Да… он хорош.

Верена не смотрит на горизонт и огни вдали. Они ей больше не интересны. Леви замечает, что она до сих пор глазеет на него и почему-то улыбается. У неё, что, совести совсем нет? Как тогда, прошлым днём, когда он задремал в кресле, а затем, проснувшись, обнаружил её сидящую напротив и активно вырисовывающую что-то в блокноте. Она до хрипа в голосе клялась, что не рисовала его без разрешения, притом краснея, как рак.

Какая всё-таки… странная.

— Прекрати, — бормочет он и отворачивается. — Раздражает.

— Ла-а-адно.

— Что «ладно»?

— Ни-че-го…

Её улыбка становится ещё шире и страннее, и Леви со вздохом качает головой. С каких пор он стал таким бессильным перед гражданскими и ленивым в спорах? Ему уже просто не хочется её одёргивать. Или он привык…

Леви гонит её в дом, делая вид, что озабочен усилившимся ветром, и «не хватало им ещё заболеть». А Верена с какой-то чудаковатой радостью хватается за кресло и везёт его обратно, в дом.

Через два дня, наконец, приезжают Фалько и Оньянкопон.

После уже привычного вежливого чаепития Леви стоит на крыльце дома, опираясь на трость, и наблюдает, как Верена помогает Фалько загрузить ненужное барахло с чердака. Оньянкопон как раз выходит из дома, ставит последнюю тяжёлую коробку возле лестницы и, разминая руки, тихо произносит:

— Каникулы прошли спокойно, я полагаю.

Леви на него даже не смотрит. Ему не нравится этот внезапный хитро-весёлый тон.

— Понятия не имею, о чём ты.

— Всё ты понимаешь, — мужчина хлопает его ладонью по спине. — Ты уже взрослый мальчик!

Леви даже не дёргается от его неслабого тычка.

— Прости-прости! Я забыл, что ты ненавидишь фамильярности!

— Я ничего не сказал.

— А я по твоему взгляду вижу, — Оньянкопон улыбается, упирая руки в бока, и глядит на Фалько и Верену. — Я вдруг решил, что могу позволить себе лишнего. Как госпожа Зоэ когда-то. Хотел пошутить.

После некоторой паузы Леви вздыхает и говорит:

— Всё хорошо. Она тебя уважала, даже очень.

— Да, я помню. Это было взаимно. И всё-таки… разве вам тут было так уж плохо?

Оньянкопон пытается разглядеть на его измученном лице хоть какие-то подсказки, но бывший капитан ничего не говорит. Он лишь смотрит на то, как художница поправляет задравшийся воротник рубашки Фалько, затем они укладывают ещё одну сумку на багажное место автомобиля. О чём этот Леви вообще сейчас думает? Когда в городе выяснилось, что художница самостоятельно отправилась к дому на холме, по какой-то неизвестной причине, Габи Браун твёрдо заявила, чтобы они не лезли в «их с господином Леви дела». Благо, всё окончилось довольно хорошо.

Оньянкопон вздыхает.

— Я видел в доме портрет Ханджи. Весьма недурно. Даже очень.

Леви молчит.

— Может быть, ей лучше остаться ещё на время? — пытается предположить Оньянкопон, и тот, наконец, встречается с ним взглядом.

— Что за бред ты несёшь? Не надо делать мне одолжений.

— Я имел ввиду другое…

— Плевать, что ты имел там ввиду. Она доставила то дурацкое письмо, и на этом её работа закончилась.

— Эх, капитан Леви… — Оньянкопон почти с агрессивным упорством поднимает коробку с пола.

Тот бросает в его сторону тяжёлый взгляд:

— Чего ещё?

— Думаешь, я не понимаю, как это трудно — заводить новые знакомства? Ты жил в мире, полном титанов, где вас бесконечно пожирали, и ты терял близких людей быстрее, чем встречал новых. Поэтому ты старался избегать таких отношений. Спорим, ты никого к себе не подпускал?

Его собеседник хмурится, но продолжает молчать. Оньянкопон глядит на него с каким-то пугающим сочувствием, затем разворачивается и спускается с крыльца, бросая напоследок:

— Титанов больше нет, приятель! Начинай жить!..

Через несколько минут Леви провожает всех троих: они прощаются возле машины, и Фалько обещает, что в следующий раз Габи обязательно его навестит, на что Леви отвечает одним сдержанным «жду-не дождусь»; Оньянкопон машет ему с водительского места, а Леви кивает;

Стоявшая до этого в сторонке девушка, наконец, делает шаг.

— Город покажется крошечным после этого, — говорит Верена, теребя поля шляпки в руках, и вздыхает. — Ну, что ж… Спасибо за всё. Может быть, увидимся.

Художница тянется для рукопожатия. Леви без колебаний прикасается к ней и искоса смотрит, как обрубки двух его пальцев осторожно сжимают её руку. Затем он пытается заглянуть ей в лицо, но она всё равно отводит глаза.

— Взаимно, — бормочет он напоследок. — Удачи.