– Тогда просто заткнись, – сказала она и сделала всё сама.
В тот день к вопросу брака они не возвращались.
Калум и Мурдо по-прежнему с точностью знали, где находится Джон, и таскались за ней, как псы в охоте, но такие отощавшие и блохастые псы, что от паразитов они зудели сильнее, чем от любовных стремлений. Джон даже смогла наслаждаться их вниманием. Но когда на следующем Парламенте этот вопрос снова подняли, Донал Дон резко оборвал обсуждения, объявив:
– Джон обдумает этот вопрос и сообщит нам своё решение…
Джон яростно выдохнула, приподнялась на коленях и начала оттирать со стены свою праздничную королевскую корону.
–
И Джон плюхнулась на место так решительно и непреклонно, что её бёдра громко шлёпнулись друг о друга.
Чудища
– А где Найлл? – неожиданно спросил мистер Фаррисс.
Поначалу, когда он сказал это, никто особенно не заволновался: Найлл наверняка вернётся, когда придёт время обеда, потому что он был вечно голоден.
Но когда начало смеркаться, а Найлл так и не объявился, Дон встал у выхода из Хижины и проревел его имя. Каждого мальчишку попросили сказать, где и когда он последний раз видел Найлла – так бездомные отдают найденную еду в общий котёл. Это не особо помогло. Каждый день был настолько полон тягот, что все они слились для птицеловов в единую череду: они перестали что-то замечать.
Они обыскали уступы и знакомые спуски рядом со Средней Хижиной, но так и не нашли его, когда темнота совсем сгустилась. Им ничего не оставалось, кроме как ждать утра.
Незадолго до этого они возобновили поиски плавника и обломков для второго плота. Была большая вероятность, что Найлл спустился к воде искать плавник. Или он мог уйти в Нижнюю Хижину. Найлл знал туда путь и додумался бы укрыться там, если… если что-то помешало бы ему возвратиться в Среднюю. Куилл стиснул левый кулак и поднял руку над головой. Теперь его ключица болела лишь когда приближался дождь или задувал восточный ветер. Раны могут исцелиться. Лихорадки можно игнорировать, если нужно. Не такие раны, как у Дейви – или у Кеннета – но опоздание Найлла необязательно означало, что он серьёзно ранен, только не ранен серьёзно – не навсегда, безнадёжно, неизлечимо… Завтра утром, как только рассветёт, он отправится на поиски.
Без свечек-качурок ночью в пещере стояла непроглядная темень, но Куилл настолько привык к ночным звукам, что знал: этой ночью спал, отчётливо сопя, лишь Кеннет. Сердитый, одинокий Кеннет: теперь он мог спать день за днём, неделя за месяцем за… Может, во сне он снова мог лазать – гулять по холмам за деревней – встречаться с каждой девушкой на Хирте; Кеннет, прозвавший Куилла Хранителем Историй.
В голове у Куилла не осталось историй – ни одной, что утешила бы Кеннета, ни одной, что объяснила бы, куда делся Найлл. Может, воспаление лёгких их растопило или они развеялись, как туман.
Они вышли следующим утром – Фаррисс, Дон и пять мальчишек с одной и единственной хорошей верёвкой. Каждый из них пришёл к одному выводу:
– Я за то, чтобы внизу поискать.
– В Куилловой Хижине, ага.
– Там-то мы его и найдём.
Куилл сказал, что в таком случае он обыщет другие бухты и прочешет берег.
– Нет, парень, ты останешься тут, – сказал Фаррисс. – Ты ещё лихорадишь. Заодно за Кеннетом присмотришь, если ему помощь понадобится.
Так что они сидели вдвоём в пещере и слушали, как остальные спускаются по Стаку, зовя Найлла по имени.
Кеннет лежал на спине, таращась в потолок. Куилл думал, что он, как обычно, спит, пока Кеннет не сказал:
– Им надо разделиться и искать шире.
– Надо, – согласился Куилл. – Может, он в Бухте Плота. Да где угодно.
– Ну так иди. Поищи.
И Куилл пошёл. Он так боялся за Найлла, что зарифил лихорадку, как парус, и сунул её куда-то под рёбра, чтобы она согревала его во время поисков.
– Ты тут не пропадёшь?
– Вали уже, а?
Выйдя из пещеры, Куилл свернул в противоположную от остальных сторону. С некоторых уступов обзор на Стак был шире. Так что он не стал спускаться, решив сделать круг по Воину, насколько только сможет – смотреть вверх, смотреть вниз, действовать систематически. И всё же каждый миг он ожидал услышать радостные возгласы остальных, нашедших Найлла целым и невредимым.
Море быстро заглушило все звуки, кроме своего собственного шума. Ветер дул приливу навстречу, так что воздух был полон брызг с гребней волн. На такой высоте Куилла поливало солёным дождём. И всё же он ясно видел тёмные силуэты трёх китовых акул, проплывающих к югу мимо Стака Ли. Зрение немного помутилось, а потом снова сфокусировалось.
Какая судьба постигает моряков, смытых с палуб кораблей, рыбаков, сорвавшихся с прибрежных скал, тела детей, преданных волнам? Их глотают чудища навроде вон тех акул? Или их выбрасывает на чужие берега? Они растворяются, отчего океаны становятся солёными? Или просто перекатываются на волнах, а морские птицы усаживаются на них, отдыхая от перелёта?