Читаем Где найдёшь, где потеряешь. Повести полностью

Где найдёшь, где потеряешь. Повести

Откинув питейную соломинку для коктейля, Ромка залпом осушил бокал, чтобы не торчать тут без конца, а заодно и в пику Галкиной манерности. Он уже раскаивался, что вовремя не сбежал от этой ненужной, неловкой импровизации с нею. Из головы не выходило: Виктор, Наташа, «рывок», «думай сам»… Так для чего же он здесь? Зачем прохлаждается зря, когда на работе сплошная неразбериха, а Наташа ушла в обиде?

Под боком щебетала красивая модница, но Ромка не слушал ее, изнывал. Она закурила импортную сигарету, включила магнитофон, в котором ожила простуженная нерусская певица.

— Потанцуем, Ромашка?

— Нет, ни к чему.

— Робеешь? Стесняешься, да?

— Нет. Просто у меня есть Наташа.

— Одно другому не мешает, — хихикнула Галка.

И тогда он заорал:

— Дура! Я ведь ее люблю! Понимаешь ты?!

— Хам! — не осталась в долгу девица. — Работяга! Псих!

Ясно, что после этого Ромку как ветром сдуло. Пристыженный, помчался он неизвестно куда, проклиная свою неустойчивость, бесхарактерность и еще какие-то изъяны души, которым не мог подобрать точного названия.

Без своего ведома очутился он перед изученным фасадом: серая старина с полуколоннами и рельефами античных масок над бельэтажем. Вот и сейчас, постояв под ним, побродив близко, он получил отпущение грехов, необходимое спокойствие и трезвость. Будучи тут как бы случайно и по привычке, он мог, не отвлекаясь больше, обдумывать вновь и вновь предложение Виктора, ситуацию в цехе и себя самого, причем все это словно за двоих: сам и Наташа в собеседницах. Получалось удачнее прежнего: окончательные решения выстраивались чинным рядком, сдавали свои позиции разнородные возражения.

— Ромка! — Наташин голос. Он чуть не прошел мимо, углубленный в себя. — Ромка, ты куда?

Она все знала, и он знал, что она знает, но тем не менее оба сделали вид, будто встреча случайная.

— Брожу, — сказал он со вздохом.

— Побредем к булочной?

— Все равно. Давай.

Они в самом деле брели, как за гробом, еле переступая, потому что дорога до магазина была коротка, а молчание затянулось, и каждый боялся, что отпущенного времени не хватит для замирения. Его и правда не хватило. Уже с батоном в сетке, который так и не выручил, Наташа промолвила у своих ворот:

— Ну ладно, пока. Я думала, ты хочешь что-то сказать…

— А я думал, что ты, — ответил Ромка.

— Я — да. Но если б ты начал.

— А вот если бы ты начала!..

— Тогда — что?

— Тогда и мне молчать не пришлось бы.

— Но ведь я уже начала, не замечаешь? — рассмеялась Наташа.

— А говоришь: «Если бы ты», — улыбнулся и Ромка. — Значит, тебе не требуется мое начало. Давай продолжай.

Они проболтали еще немного в той же манере, видя заранее исход, но не в силах пренебречь правилами согласия. Потом, истратив запас уловок, Ромка наконец конфузливо признал:

— Я тогда нахамил…

— Ой, что ты! — счастливо перебила Наташа. — Это я виновата, я сама. Я не почувствовала…

Спустя минуту, обосновались они на подоконнике в парадной. Щедро грела батарея отопления, полумрак и затишье лестницы настраивали на душевное откровение и вообще… Все по тому же проклятому Ромкиному вопросу Наташа высказалась:

— Знаешь, я хочу посоветовать. Никак не отвечай своему Виктору на провокацию. Постой, не перебивай! Делай дело молча и как велит совесть. А когда на тебя надавят, если решатся в открытую, ты и скажешь: так, мол, и так. Это твой метод. Ты ведь, Ромка, пружина…

— Спасибо, что не лом, — вставил он.

— Да погоди ты! Я знаю: нажмут на тебя — отбросишь. Не нажмут — будешь маяться, комплексовать. Сколько раз так бывало…

— Ну да! — он даже привскочил в запале. Меня не трогают и я не трону? Моя хата с краю? По-твоему, я за других никогда не вступался, так?

— Я этого не говорила, Ромка. Просто не могла такого сказать, помня тебя по школе. И все же: хоть за другого, хоть за себя разве ты действуешь не как пружина?

— Дурацкий пример…

— Грубиян! А пример в норме, графический, так сказать. Кого-то обижают и тем самым давят на твое благородство, честь, совесть. Теперь доволен?.. Ты спружиниваешь. Ну пускай — взрываешься, стреляешь, в общем, даешь отпор. Но для того чтобы решиться, тебе всегда нужно давление извне, сильное давление. А на работе у тебя действуют мягко. На работе… Там есть другая опасность, — между прочим.

— Не стесняйся, — подзадорил он, потому что Наташа приумолкла осторожно. — Говори, давай, давай!

— Уверен ли ты в своей прочности, Ромка?

— То есть?

— То есть не сломаешься ли, когда по большому счету пойдет? Вот запретят тебе самовольничать…

— Кто запретит?

— Ну, твой Виктор, твой мастер.

— К начальнику цеха обращусь.

— А если и он?

— Комсомольская организация…

— А если и там?

— К директору…

— А если…