Где наша не пропадала

А сплошному базару на улицах я уже не удивлялся, наслышан был, да и что мне базар – не за барахлом же приехал. Пошлялся по Арбату, прокатился на Ваганьковское к могилам Есенина и Высоцкого и где-то за час до отхода заявился на вокзал. Забрал сумку из камеры хранения, иду на перрон, уверенный, что посадка уже началась. И вдруг упираюсь в пробку. Мальчики в пятнистой форме перекрыли вход на платформу. Народу тьма, а барахла еще больше. Громаднейшие баулы на тележках навьючены выше человеческого роста. Все чего-то кричат и не по-русски. Хотя и без перевода понятно, что возмущается толпа, поскольку радоваться нечему. Да тут еще и с неба закапало, не сказать, что густо, но все равно чувствительно. Холодный душ успокаивает нервы, а холодный дождь почему-то – наоборот. Задние давят на передних, передние – на военных, но не так азартно, больше глоткой, чем грудью. У солдатиков морды каменные, руки на дубинках. До отхода поезда десять минут, а никого не пропускают. Почему? Непонятно. Никто не может объяснить, но кто-то в этом что-то находит. Потом, когда военные расступились и толпа хлынула на платформу, я думал, что кого-то обязательно затопчут. Видели, как вода рвется в пролом запруды? Так же и там, если не страшнее. Но все обошлось. Правда, девчушка одна оказалась на рельсах. Не понял: или тачкой смели, или собственный баул стащил ее вниз. Кстати, парней там было меньше, чем девиц, и каждая, как муравьиха, волокла ношу громаднее себя. А состав длиннющий. И передохнуть никакой возможности. Остановишься – затопчут. И все это под дождем…

Кое-как загрузились.

Поехали.

В моем купе монголов не оказалось – три замотанных русских тетки, обозленных на Москву, на правительство, на монголов, на американцев и на собственных мужиков. Но где-то под утро они, на мое счастье, сошли. До Вятки барствовал без соседей. Хотя барство довольно-таки относительное. Проводники, два здоровенных «быка», даже в сортире не убирали, не говоря уже про коридор или купе – самообслуживание. Раньше я думал, что самый грязный поезд «Красноярск – Карабула». Заблуждался. Но, говорю же, в международных путешествовать не доводилось.

Подъезжаем к вокзалу. Народищу на перроне!!! Если бы пустили сплетню, что сам Сергей Миронович воскрес и возвращается в город юности, вряд ли бы встречающих больше набралось. Поезд затормозил, и начался базар. С земли протягивают деньги, из окон – кофточки, рубашки, свитера и прочие набедренные повязки. Вдоль состава – рой очередей и очередишек.

Видел, как мужик в кудрявой шевелюре кроссовки покупал. У монголки их полный мешок. Он просит сорок третий. Она, не глядя, как лотошный номер, выдергивает из мешка пару. На глаз видно, что маленькие, а ей без разницы – всучила и к другому покупателю поворачивается. Кудрявый требует заменить. Она опять вслепую другие сует. Совсем крохотные. Мужик – матом на нее. Тогда монголка высыпает полмешка на асфальт и велит выбирать. Кто-то из мельтешащих рядом нечаянно, а может, и не совсем, поддел кучу ногой. А торговке что делать? Караулить мешок? Или бежать за откатившейся парой? Стоит дергается – шаг вперед, два – назад. Но кудрявый сблагородничал, принес сам.

Под окнами толкучка. Деньги – товар. Товар – деньги. И тут же рабочие ходят, колеса простукивают. Народ на них орет, мешаются, мол, под ногами у бизнесменов. И работяги, странное дело, не очень-то и огрызаются. Обычно наш человек, если он при исполнении, такой уж воинственный, возьмите любую уборщицу – окажитесь-ка на пути ее швабры, – а тут сбой. Против базарной толпы – слабо.

Поезд трогается, а сделки не кончаются. Кто-то бежит возле окна и что-то требует, кто-то выпрыгивает на ходу из вагона. Кто за товар не расплатился, кто сдачу не получил – базар-вокзал.

В Вятке в мое купе заявился молодой парнишка и, не присаживаясь, раскрыл чемодан. Я не приглядывался, чего он там перебирает или пересчитывает – неприлично как-то. Потом он закрыл чемодан, бросил его на полку и быстренько умотал, даже познакомиться не успели. Вернулся через полчаса. И сразу же – к чемодану, будто проверяет, не спер ли я чего. Жду, что дальше будет. Смотрю, вытаскивает жилетку, были как раз в моде эти безрукавки, разукрашенные чуть ли не десятком карманчиков на молниях, одевается в нее, потом извлекает вторую, точно такую же, и натягивает поверх первой. За ней – третью. Четвертую. Глазами хлопаю, ничего понять не могу. А он достает из чемодана маленькие коробочки и рассовывает по карманам. Рассмотреть опять не успеваю, но что-то наподобие фотопленки, а может, упаковки с лекарством – да какая разница. Возвратился без жилеток и без коробочек, но с кожаной курткой в руках. Сложил приобретение в чемодан и снова начал «заряжаться». Один жилет, второй и т. д. И опять молча. Появился, когда поезд уже подходил к станции. Улыбнулся на прощание, помахал ручкой и был таков.

А чего лишнего-то говорить – по кривой дороге вперед не видать.