Где наша не пропадала

– Слабовата молодежь в области соображаловки. Хотел по пятому разряду принять, да не тянете пока на пятый, – и вторую загадку загадывает. – Когда цыган лошадь покупает, какая она бывает?

Это я знал, но Крапивник меня опередил:

– Мокрая! – кричит и на центр выскакивает, чтобы с кем другим не перепутали, а нас там, романтиков, человек семь было.

Геолог похвалил шустряка, рядом с собой усадил, а Ванька, не рассусоливая, о разряде напоминает, кует, пока горячо. Но геолог его быстро охладил. Так, мол, и так, загадка дешевенькая, всего лишь на третий разряд по теории, а за практику разряд в процессе работы определится.

Следующая загадка была моей. Он договорить не успел, а я уже ответ выдал на гора. И правильно сделал, потому что третьего в бригаду отбирали не по смекалке, а по росту. Мишку Игнатьева взяли, он уже тогда под сто восемьдесят вымахал.

А ответ на первую загадку так и не сказал. Велел у родителей поспрашивать. У меня, конечно, фора появилась – моего-то батю такими штучками в угол не загонишь. На другой день приношу готовый ответ и, не хуже Крапивника, на повышение разряда намекаю. А он мне:

– Приводи батю, для толкового человека и седьмого не жалко.

И вся любовь.

А вы, кстати, как насчет первой загадки?

Молчите… Стыдно, мужички. Пора бы седину и лысины оправдывать… Марка. Обыкновенная почтовая марка. Полизали сзади и приклеили.

Геолога Пашей звали. Он этих задачек и покупок прорву знал. С ним год потолкаться – и в любой университет через самый страшный конкурс без блата прорвешься.

Вот, например: как разделить поровну три картошины на пятерых?

Опять молчите? Я понимаю – делить обиднее, чем умножать, но все намного проще. Надо сварить пюре, а потом – ложками.

Вот к какому спецу попали. Между загадками, конечно, и трудиться приходилось – как же без этого. Бегать с рейкой по кочкам или рулетку таскать – дело нетрудное, баловство, можно сказать; просеки в ивняке прорубать – немного поскучнее, гибкое дерево тупым топором не свалишь, но пока приспосабливаешься, пока о бруске мечтаешь, просека понемногу и вытягивается, к тому же малина рядом. Другое дело – шурфы бить. Это примерно то же самое, что картошку в армии чистить, а может, еще и нуднее.

Сейчас точно не помню, на какую глубину зарывались, но фитильного Мишку Игнатьева скрывало. Работенка – не приведи господь. А самый первый шурф я, наверно, и на том свете вспоминать буду.

Приводит нас Паша на опушку лесочка: один шурф рядом с кустиками, а два других по краям овсяного поля. На опушке, рядом с болотом, комарье гудит, лягушки хрюкают – оставаться никому неохота.

Бросили жребий. Выпало, ясное дело, – мне. Паша вырубил мерку из ольховой валежины, чтобы я глубже положенного не зарылся и… до встречи после победы. Ушли. Оставили одного на съедение комарам.

Копать землю дело нехитрое. А я вроде говорил, что у меня уже в детстве от нехитрой работы голова болела. Казалось бы, наоборот быть должно, да у нас, Петуховых, все не по-людски. С дровами такая же петрушка. Колоть – с удовольствием, а пилить – голова кружится. Может, потому, что мысли от бездействия беситься начинают? К врачу бы надо сходить, посоветоваться, да боязно – засадят в дурдом, а потом доказывай, что ты небуйный.

Ну вот: голова, значит, кружится, комары на спине позавтракали и уже к обеду готовятся, солнышко накал набирает… а ямка еле-еле прибывает, а убывает и того медленнее. Петухов – не Кротов, это и без Дарвина известно.

Поначалу измерять смысла не было, а когда по собственную макушку углубился, дай, думаю, проверю. Выбрался из ямы, а в ней на этот случай ступеньки были, Паша перед уходом подсказал, чтобы сам себе ловушку не выкопал. Выбираюсь, значит, а мерки нет. Пропала ольховина. Куда девалась – понять не могу. Сижу соображаю, заодно и сачкую, разумеется. Голова сразу кружиться перестала. Спрятать мерку некому… А коли так, значит, надо искать. Осмотрелся – вижу, конец из земли торчит, выбрасывал грунт из шурфа и засыпал. Пришлось разгребываться, сам себе работы прибавил. Лучше бы ее совсем потерять, но совесть не позволила.

Откопал.

Смерил.

Расстроился.

Чуть ли не до земной оси прорыл, а мерка все равно на целый метр из шурфа выглядывает. Есть от чего затосковать. Слышали песенку: «Последний бой, он трудный самый»? Так же и последний метр. Чем глубже в яму, тем земля тяжелее. И давление выше, и притяжение сильнее. Ты ее вверх, а она обратно сыплется. Лопату бросил – полторы назад свалилось. Одна радость на глубине – солнце не такое въедливое. Покидал, таким образом, полчаса. Опустил мерку и совсем заскучал. Опасался взять лишка, а отрыл на три вершка. Нет, честное слово, обидно: работал, работал и никаких сдвигов. Может, мерка виновата. Взять бы ее, подлую, да укоротить. Зачем французской королеве голову отрубили – сделали бы это с моей меркой – куда полезнее и без крови. Подумал так, и на душе веселее стало. А потом вроде уже и не думал, как-то само собой получилось – взял ольховину и оттяпал кусок с тонкого конца.

Кстати, если у палки отрубить один конец – сколько останется?..