Читаем Где наша не пропадала полностью

Нас забрал комендантский патруль и повез на городскую «губу» на Садовую улицу. Там ниже младшего лейтенанта не принимали. Тогда нас привезли в казарму на улицу Салтыкова-Щедрина. Мы встали пред ясные очи капитана Червякова.

— С-снять ре-мни и фурражки! — скомандовал капитан и добавил: — Н-уу, моллодчики, по тррое сууток «губы», хватит?!

В это время древний черт задиристости толкнул Кукушкина в ребро. Кукушкин решил подражать капитану и спросил:

— Этто реально?

— Десять суток! — сказал капитан, не заикаясь.

— Те-теперь реально! — подтвердил Федотов.

Г л а в а  д в а д ц а т ь  п я т а я

МИРНЫЕ ДНИ



Оставшиеся тысячу двести десять рублей мы собрали вместе и отослали тете Поле; это дало нам право считать себя еще не совсем безнадежно и окончательно сформировавшимися свиньями.

«Губу» в темном углу казармы мы строили для себя сами. Мы волынили и строили этот закуток целую неделю. Мы отсидели на своей «губе» двое суток.

Настала очередь и нашей батарее грузиться на пароход и отправляться на полуостров Ханко. Мы были уверены, что строительство «губы» зачтется нам как отсидка. Иначе думал капитан Червяков, справедливый, как устав внутренней службы. Не успели мы сойти на берег и оглядеть незнакомую землю, — нас отправили на гарнизонную «губу», в какой-то каменный подвал с решетчатым окошком, досиживать положенный срок.

Из окошечка нам была видна стена каменной кирхи, угол Дома флота, стеклянный павильончик с парфюмерными товарами, синее майское небо, серое море и кусок асфальтированной площади.

На девятый день за нами приехал Добрыйвечер. Он привез нам ремни и фуражки. Мы пошли к заливу и искупались, потом побрились в парикмахерской и, чистые и свежие, сели в вагон и отправились в Лаппвик, на самую границу, где стояла наша батарея.

Капитан Червяков принял рапорт Доброговечера, оглядел нас с головы до ног и, чего мы боялись больше всего, не стал отчитывать нас.

Палаточный городок сверкал чистотой и порядком. На задней линейке уже красовалась сколоченная из теса каптерка Доброговечера. У коновязи расседланные кони жевали сено, в стороне дымила федотовская кухня.

И началась наша служба за границей.

Солдат должен уметь делать все. Об этом в уставе не написано, потому что подразумевается как само собой разумеющееся.

С утра мы чистили коней и немного занимались с лейтенантом Пушковым на полигоне. Потом мы прорубали на старой Петровской просеке границу, тянули проволоку в четыре кола и без конца ковыряли каменистую землю. Мы рыли противотанковые рвы, ходы сообщений, окопы полного профиля и ямы для блиндажей. Мы строили блиндажи, как дворцы, с запасом прочности лет на пятьдесят. Весь полуостров от Ханко до Лаппвика, все прилегающие к нему острова были изрыты нашими лопатами и кирками. Пилы и топоры звенели и стучали от утра до вечера. Из ошкуренных сосен мы делали над укрытиями накаты в пять бревен, засыпали это валунами и сверху маскировали дерном и мхом. Мы ходили перепачканные в смоле и глине. Мы выматывались за день…

Лето пролетело, как выстрел из пушки. Когда мы закончили строительство наблюдательного пункта, этого чуда солдатской архитектуры, с пятью отделениями и с вентиляцией, настала пора строить конюшню и казарму.

И опять мы валили лес и из сырых бревен рубили срубы, распиливали бревна на доски, настилали полы и потолки, вставляли косяки и окна. Мы обживались. На полуострове, как во времена Петра, запахло русским духом. Капитан Червяков не давал нам передышки. И правильно делал! Без дела мы бы, наверно, сошли с ума от тоски и скуки.

К нам приезжало какое-то очень высокое начальство и осталось довольно нашей работой.

Казарма была готова. Мы переселились. В казарме было тепло от нагретых лежанок и приятно пахло хвойной сыростью. Казарме не хватало крыши. Начинались дожди. Ни шифера, ни железа завезти не успели. Крыть было нечем.

Но Кукушкин припомнил, как делал дранку в клюкинской школе, и обратился к капитану Червякову; он даже показал чертеж этого нехитрого драночного устройства.

— Дделать! — коротко сказал капитан.

На запасных путях со старого вагона мы оторвали рессору и в батарейной кузне отковали ножи, смастерили сами станок с верстаком и водилом, напилили чурок из болотной сосны, и дранка пошла тонкая, слоистая.

На складе не было гвоздей. Но у нас был Витя Чухин. Он начал делать гвозди из колючей проволоки.

Сначала капитан Червяков приказал покрыть уборную. Мы покрыли. Капитан приказал вылить на крышу десять ведер воды. Мы вылили. Капитан в это время стоял внутри и смотрел на крышу. Вышел он улыбаясь.

— Не теччет! — и разрешил покрыть крышу конюшни, потом казармы.

Тут уж мы постарались. Мы покрыли крышу фигурным способом, выложив из подкрашенной суриком дранки две пятиконечные звезды и между ними лозунг «Да здравствует Красная Армия!». После этого всех разведчиков батареи сделали инструкторами по дранке, и все крыши на полуострове светились белой дранкой и пахли смолой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Школьная библиотека (Детская литература)

Возмездие
Возмездие

Музыка Блока, родившаяся на рубеже двух эпох, вобрала в себя и приятие страшного мира с его мученьями и гибелью, и зачарованность странным миром, «закутанным в цветной туман». С нею явились неизбывная отзывчивость и небывалая ответственность поэта, восприимчивость к мировой боли, предвосхищение катастрофы, предчувствие неизбежного возмездия. Александр Блок — откровение для многих читательских поколений.«Самое удобное измерять наш символизм градусами поэзии Блока. Это живая ртуть, у него и тепло и холодно, а там всегда жарко. Блок развивался нормально — из мальчика, начитавшегося Соловьева и Фета, он стал русским романтиком, умудренным германскими и английскими братьями, и, наконец, русским поэтом, который осуществил заветную мечту Пушкина — в просвещении стать с веком наравне.Блоком мы измеряли прошлое, как землемер разграфляет тонкой сеткой на участки необозримые поля. Через Блока мы видели и Пушкина, и Гете, и Боратынского, и Новалиса, но в новом порядке, ибо все они предстали нам как притоки несущейся вдаль русской поэзии, единой и не оскудевающей в вечном движении.»Осип Мандельштам

Александр Александрович Блок , Александр Блок

Кино / Проза / Русская классическая проза / Прочее / Современная проза

Похожие книги