Где ночует зимний ветер

Днем начинала больше оттаивать земля, и тогда из-под каждого самого маленького камня, куста и травки припускались в свой бег ручейки. Они встречались, переплетаясь, как косы, неслись к реке, шумливые и разговорчивые.

«Бежим, спешим! Бежим, спешим!»

А Хаута, перекатывая камни на широких перекатах, радовалась ручьям и звала их к себе:

«Жду вас! Жду вас!»

Стыдно признаться, но я ничего-ничегошеньки не помнила, о чем рассказывала на уроках географии учительница в школе. Когда мы изучали Тюменскую область? Полярный Урал, полуостров Ямал? Природу тундры?

Совершенным открытием для меня стало, что мы должны прожить тридцать два дня весны, пятьдесят девять дней продлится лето и после сорока двух дней короткой осени должна наступить зима. Здесь двести тридцать три дня сильных морозов, пурги и метелей!

Белые ночи сломали привычное понятие о времени. Завтракали ночью, ужинали днем. Возможно, Мишка Маковеев привык к такому в своем Ленинграде, но мы никак не могли приспособиться.

Особенно я обижалась на погоду. В один день выпадало сто перемен: дождь, светило солнце или начинал идти снег. Но природа торопилась взять от весны все: не затихал свист крыльев птичьих стай. Первыми появились пуночки, за ними прилетели кулики, утки и гуси. Птицы сразу разбивались на пары и занимались устройством гнезд.

На пригорке вытаял снег. Зацвели полярные маки, красные красноголовки, пушица.

Мы с Олей не успевали удивляться. Палатку поставили на снежной поляне. Но за несколько дней снег согнало, и палатка оказалась, как стожок сена, на зеленой лужайке. А проталина все растет и шагает под уклон, к каменистой осыпи Хауты.

— Ужинать! — принялась я кричать изо всех сил. Время мне подсказала тонкая полоска на горизонте.

— Анфиса, угомонись! — спокойно сказал Александр Савельевич и показал часы. — Половина второго ночи. Надо спать.

— Половина второго ночи! — оторопело повторила я.

От горизонта подымалась горбушка солнца. Лучи упали на гору, и она загорелась. Огнем полыхала вся тундра и вода в Хауте.

Напрасно я ворочалась: заснуть не могла. Нырнула в спальный мешок, натянула его на голову. Повернулась на бок, чтобы не видеть солнца в прорезь двери. Но противоположная стена палатки высвечена, как экран в кинотеатре.

Однажды Александр Савельевич обходил со мной лагерь. С реки доносился гул. Затрещало, сломалось ледяное поле. Льдины двинулись, ударяясь и раскалываясь.

Хаута сразу изменилась. Вода сверху показалась зеленоватой. На дне камни — красные, белые. Горбатые макушки обтесаны льдом.

— Анфиса, завтрак у тебя сегодня вкусный! — Он разбил тонкую льдинку под берегом и протянул мне распустившуюся розу. — За отличие премию!

Сиверсия, ледяная роза, выросла в «тепличке» под прозрачной крышей.

— Я ужином кормила!

Александр Савельевич улыбнулся и показал свои часы. Снова я обманулась во времени. Комедия!

Мне приглянулась маленькая березка. Я с трудом вырвала ее. На тоненьком стволике вздувшиеся почки. Вернувшись в палатку, поставила деревце в консервную банку с водой. Через несколько дней в тепле почки распустились, выбросили гармошкой малюсенькие листочки. Деревце, его листочки пахли обыкновенной березкой.

Но больше всего мне нравилось ходить по отмелям Хауты. Под ногами галька. На перекатах причудливые куски битого льда. Они похожи на кораллы.

Однажды, когда я мыла посуду, между камнями прошла большая стая рыб. Дойдя до порога, рыба начала перепрыгивать, мелькая в воздухе синими искрами.

— Рыба пошла! — громко закричала я, но из-за грохота реки, катившихся валунов меня никто не услышал.

В лагерь я вбежала радостная, оживленная. Я научилась наблюдать и сделала первое свое открытие:

— Рыба в реке!

Володька Свистунов кивнул мне головой. Видимо, не один раз бывал на Севере, и его ничем не удивишь.

— Чего зря орешь, знаю! — сказал он, принимаясь сосредоточенно строгать доску. — Мелочь пока зашла. Крупного хариуса надо ждать.

Известие, что в Хауту вошел хариус, заинтересовало всех. После обеда затрещали длинные доски, их кололи на удильники. Оля не отставала от ребят. Она вооружилась ножом и прилежно строгала палку. Лишь Володька Свистунов спокойно смотрел на наши приготовления, вытянувшись на ящиках. Над ним черным облаком висели комары.

Комары преследовали и меня. От них не было никакого спасения. Когда они попадали в миску, я брезгливо вылавливала их кончиком ложки.

— Не обращай внимания, Анфиса! — смеялся Володька. — В каждом комаре один грамм жира и костей.

— Два грамма! — Я закрыла лицо черной сеткой накомарника. — Посмотри, у меня в рассольнике уже сто комаров — двести граммов мяса!

Володька продолжал невозмутимо взирать в синее небо, изредка хлопая себя по лицу. После каждого хлопка его пальцы покрывались кровью. Я удивлялась его такой выдержке.

Подошел Александр Савельевич. Сел на ящик рядом с Свистуновым.

— Вертолет где будем принимать?

— За палатками выбрал площадку, — ответил Володька со знанием дела.

— А ВВ?

— Под горой выгрузим. Около двух красных камней.

— Забей флажки. Палатку придется огородить.

— Сделаем.