Где ночует зимний ветер

Круто повернулась и торопливо пошла.

Успела заметить, как из парадного вышла сгорбившаяся женщина. Мама?

— Фисана! — тихо позвала мама, всхлипывая от плача. — Фисана!

Я ладонью зажала рот, чтобы не закричать.

Мама шла по улице, оглядываясь по сторонам, как будто искала меня в дремучем лесу, где я заблудилась.

Я не могла больше сдерживаться и побежала.

Казалось, за мной по пустынной улице летел мамин зовущий голос. Он искал меня, хотел остановить: «Фисана!»

Но я все дальше и дальше уходила от дома.

Папа, папа, для меня ты единственный!..

Вновь начала тревожить мысль: как жить, что делать дальше?

Долго слонялась по улицам вечернего города, не находя для себя ответа.

Начала сказываться усталость. Все чаще я останавливалась. Прижималась к стенам домов или присаживалась на скамейки, чтобы немного отдохнуть.

Вспомнила о Маше Корольковой и обрадовалась. Она все поймет, примет меня. Переночую у нее, а потом что-нибудь придумаю. Как говорят, утро вечера мудренее.

Остановилась у телефонной будки. Попросила у пожилого прохожего две копейки.

В телефонной будке под потолком тускло светилась лампочка. Трубка оторвана, болталась разноцветная метелка проводов. «Работа начинающего радиолюбителя», — подумала я, ловя себя на том, что повторила фразу Алика Воронцова. Тогда в телефонной будке он смеялся: «Хорошо, что я не делаю карманные приемники, а то бы для динамика отрезал трубки». Эта работа не Алика, не Жоры, я уверена. Им бы серьезное, денежное дело: нападение на инкассатора или ограбление сейфа! У них есть успех! Научились воровать костюмы джерси со склада через окно. Они должны добывать деньги, чтобы кататься на такси, кутить в ресторанах. «Жить с фантазией!»

Пришлось искать другой автомат. Круг с цифрами не возвращался на место, я его докручивала пальцем.

— Позовите, пожалуйста, Машу! — взволнованно попросила я.

— Кто просит?

— Подруга.

— У нее много подруг.

— Знаю… скажите, зовет Фисана.

— Это ты, Аникушкина? — не сразу я узнала голос Машиной мамы. — Хорошо, что ты позвонила… Ты мне и нужна… Зайди, мы поговорим… Ты мне все расскажешь.

— Что я должна рассказать?

— Ты сама знаешь… о летчике… Ты ездила на аэродром…

Я испуганно выронила трубку. И тут меня считают виноватой? Но в чем? Пожалела себя. Почему я такая невезучая? Постоянно попадаю в разные истории. Вот поеду к Виктору на аэродром и расскажу ему… Пусть знает: я Машу отговаривала… Мне теперь все равно: до экзаменов не допущена, из дома ушла. Подумать только, я во всем виновата!

У меня появилась цель. Мне надо как можно скорее добраться до аэродрома и отыскать Горегляда. Я ему расскажу все по порядку. Открою правду. Он, наверное, ничего не знает… Не знает, что с Машей! Не знает, что со мной!

Теперь я не позволяла пешеходам обгонять себя. Я спешила на вокзал.

Огромные двери вокзала хлопали. Отъезжающие с чемоданами и узлами спешили к кассам, рвались в вокзал.

Оказалось, что последний пригородный поезд отошел, и я решила здесь ждать до утра.

Большой зал заставлен тяжелыми дубовыми скамейками с высокими спинками. Проходы забиты вещами. Здесь детские коляски, деревянные сундуки, мячи, чемоданы, рюкзаки и авоськи!

В большом зале ожидания я с трудом отыскала свободное место. Осторожно села рядом со спящей женщиной. С облегчением вытянула ноги. Глаза начали слипаться.

— Спать нельзя. Уходи. Мешаешь мыть полы.

Меня разбудил ворчливый голос. Проснувшись, я долго терла глаза рукой и оторопело смотрела на стоящую передо мной уборщицу. Она угрожающе двигалась на меня, вооруженная шваброй.

— Вставай, спать нельзя!

— Отстаньте. — Я опустилась на скамью. Два дня я не ночевала дома, и сейчас не было сил подняться. Глаза сами собой закрылись.

Кто-то грубо сорвал меня со скамьи, дернул за руку.

— Проваливай на улицу! — громко закричал носильщик сиплым прокуренным голосом.

Я уперлась перед широкой дверью, ухватившись за ручку.

— Оставь девчонку! — крикнула гневно высокая женщина, подлетая к нам, и замахнулась на носильщика модной белой сумкой. — Пристал, клещ, к девчонке. Рад, что сильный! Пусти!

— А ты потише, ишь разоралась!

Женщина обернулась ко мне:

— Вытри слезы дура. Ты чего вздумала шляться по ночам? Почему отец не смотрит за тобой? Всыпать тебе надо по первое число. Получишь от меня дома. Пошли!

…— Анфиса! Я тебя по всему лагерю ищу, — услышала я голос Володьки.

Я не заметила, как к нам подошел Свистунов вместе с геологами и рабочими. Его спутники почему-то ухмылялись, иронически поглядывая на Володьку.

— В чем дело? — спросил Александр Савельевич, видя, что я не ответила.

— Хочу у Аникушкиной пустой мешок попросить.

— Зачем? — наконец, спросила я.

— Для хариусов.

Ребята засмеялись. А Гущин загрохотал. Парень он смешливый и готов по поводу и без повода смеяться.

Ответ Володьки Свистунова развеселил даже Боба Маленького — человека серьезного. Видно, и он не особенно верил в его удачу.

— Президент две рыбы наколол… а тебе подавай мешок! — Я напомнила о первой рыбалке.

— Прошу, значит, надо… Мешок я тебе верну в полной сохранности.