Где ночует зимний ветер

— Правильно, он тебя научит, — согласился Володька. Нахмурил лоб. — Пожалуй, лучше тебя к себе взять. Пока же пользы от тебя маловато, разве что суп сваришь. Интересно, сколько канав зададут? До зимы бы управиться! Геологи уйдут в новые маршруты, а мы будем трудиться, вкалывать. Греби больше, кидай дальше! Не знаю, согласится ли Аверьян с тобой работать? Он деньги на машину собирает.

— А ты взял бы?

— Пока не решил… Больно ты скандальная… Вроде своя девка, а шумишь без толку. Пришла, раскричалась…

— Володька, а у тебя взрывы пойдут на выброс?

— А ты как думала? — Он свесил ноги с ящика, внимательно посмотрел на меня. — Практика должна быть… А у меня ее до чертиков. Где только не рвал породу! — Махнул рукой. — Посмотри! Брикет вроде простой, а надо знать, как заложить… — Маленьким ломиком поддел крышку ящика. Достал квадратный брусок, похожий на хозяйственное мыло. Брусок завернут в бумагу и залит сверху парафином. — Держи, не бойся!

Поборов страх, я взяла толовую шашку.

— Не дрожи, — засмеялся Володька. — Без капсюля-детонатора взрыва не произойдет. — Он достал маленькую коробочку, где лежали, как папиросы, в один ряд красивые капсюли. — Опасные штучки! — Володька кивнул головой. — Пальцем щелкнешь — взорвутся. Всегда держи их подальше от аммонала. Запомни на всякий случай.

— Как много ты знаешь! — вздохнула я.

— Дело нехитрое, начнем работать — поймешь. Сначала мозолики набьешь… Не один раз полопаются, пока поиграешь с лопатой и кайлом. Дай руку!

Володька поймал мою ладонь.

— Потрогай мои мозоли. Набил я их на всю жизнь, как подкову на счастье. Станут твои ладони грубее, но зато хлеб вкуснее. Руки свои немножко испортишь… Красивые они у тебя… Поняла?

— Яснее ясного!

— Работать надо, но с головой… К Гущину тебя отдать или около себя оставить? Ты как сама решаешь?

— С тобой лучше… Ты взрывать будешь на выброс!

— Усвоила… Сработаемся мы с тобой, Анфиса! Садись, что все время стоишь? Меня боишься?

— А чего тебя бояться? Не зверь.

— Считаешь, не зверь?

— Ну чего пристал? Сказала — не зверь… Парень как парень.

Свистунов отодвинулся. Я присела на край ящика.

— Сколько здесь взрывчатки?

— Пятьсот килограммов.

— Так много?

— Ерунда… На неделю хорошей работы… Должны еще прислать, а то и по рубчику не заработаешь.

— Александру Савельевичу сообщи побыстрее, — спохватилась я. — Ольга передаст. Вертолет привезет взрывчатку.

— Посиди, успеешь к начальнику. — Володька обнял меня. — Как работать будем, надо договориться. А мы с тобой все рядимся и никак не решим.

Я не сбросила руку Свистунова с плеча. Он это понял как уступку и сильно сжал меня огромными ручищами. Неожиданно запрокинул голову и впился в губы. Я попробовала отбиваться, но ничего не могла сделать.

— Пусти, Бугор! — хрипела я, стараясь вырваться.

Но Свистунов не слышал, рвал на груди мою штормовку.

Мне удалось вырваться, и я со всего размаха ударила Бугра коленкой. Он сразу обмяк.

Я спрыгнула с ящиков и забилась в угол палатки. Володька медленно двигался на меня, страшный, злой, растрепанный. Спасения не было. Напрасно я вертела головой по сторонам, лазейки, чтобы улизнуть, не было.

— Не подходи, паразит!

Бугор остановился, нацелился сбить меня и опрокинуть.

Я схватила коробку с капсюлями-взрывателями. Крепко зажала в правой руке подвернувшийся железный ломик.

— Ну иди, иди! Я сейчас как тюкну! — и замахнулась.

— Что ты делаешь, психованная? — крикнул Володька, опасливо втянув голову в плечи. — Положи детонаторы. Взлетим к черту!

— Черт с тобой! — Я шла на Бугра, держа над головой занесенный для удара ломик. — Как тюкну сейчас! Хочешь, тюкну!

— Ты что, дура? — Бугор ударился о натянутое полотнище палатки и испуганно отскочил. — Стой, дура!

Володька рукой нашел дверь и выскочил из палатки. Я неслась за ним. Бугор летел, не оглядываясь, в сторону Главного, как длинноногий лось, которому не страшны болота, озера, подросты и моховые кочки.

Добежав до ручья, я остановилась. Села на камень и заплакала. Несколько придя в себя, подумала: «Володька не может быть товарищем. Почему я такая невезучая?». Я перебирала в памяти свою незамысловатую жизнь, жалела себя.

Оставаться в отряде нельзя. Бугор начнет мстить, оговорит. Жалко будет ребят, Александра Савельевича. А ведь он поверил в меня, назвал своим товарищем.

Губа кровоточила. Я медленно поднялась и пошла вдоль ручья. В небольшой заводинке между камнями увидела спокойное блюдце воды. В растрепанной, грязной одежде не узнала себя. Складка пересекла лоб, опустились уголки губ. Я брезгливо передернула плечами.

Быстро разделась и вымылась. От ледяной воды кожа посинела, покрылась гусиными пупырышками. Хотела побежать к палатке ВВ, чтобы скорей согреться. Но передо мной вырос лохматый медвежонок. Я прыгнула в сторону и завизжала.

— Хебеня, эй, однако, постой! — Медвежонок заговорил со мной на ломаном русском языке.

Это в меховой малице на камне стоял мальчишка. На ноги натянуты высокие оленьи унты. На поясе, украшенном медными пуговицами, большой нож.