Где они все? (СИ)

— Вот так, хорошо, — Симпсон наклонился немного вперед и еще монотоннее продолжил. — Мой голос ведет тебя в темноте. Он может стать чем угодно, голосом твоих друзей, твоих родителей, журчанием ручья или щебетанием птиц. Он помогает тебе расслабиться, погрузиться в комфорт, почувствовать спокойствие и умиротворение. Он помогает тебе начать получать удовольствие, удовольствие от воспоминаний, нежеланных или давно забытых. Воспоминаний, которые становятся реальностью. Ты можешь вспомнить школу или детский сад. Я не знаю, что именно, ведь это твои воспоминания. Но ты получаешь удовольствие от этой картины, настоящее удовольствие.

Постепенно лицо мальчика посветлело, и его рот расплылся в улыбке.

— Ты вспомнил?

— Вспомнил, — ответил он почти смеясь.

— Опиши, что ты видишь?

— Я вижу решетку ливневой канализации. Она все еще мокрая после дождя.

— И почему ты смотришь на нее?

— Я вижу под ней что-то, — не заметив вопроса продолжил Чип. — Что-то зеленое и одновременно белое. Это солдатик. Игрушечный солдатик с чужой головой. Я просовываю руку в дыру и достаю его. Рубашка испачкалась, и папа опять будет кричать, но это уже не важно.

Мальчик замолчал и протянул вперед свободную руку, пытаясь потрогать невидимую иллюзию игрушки из воспоминаний.

— Что в этом солдатике такого, Чип? Почему он для тебя важнее рубашки?

— Рубашка здесь не при чем, она лишь декорация. Ее чистота не имеет никакого значения. Но игрушка… — мальчик нахмурился, будто почувствовал боль, — эта игрушка нужна Чипу. Она отведет его туда, где он должен быть. Она направит его по нужному пути.

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице? — настороженно поинтересовался Симпсон.

— Я говорю не о себе, — мальчик нахмурился еще сильнее, его произношение слегка изменилось, будто английский был не его родным языком, а рука, зависшая над кушеткой, начала покачиваться из стороны в сторону. — Я говорю о Чипе.

Симпсон оглянулся, проверить не прекратил ли съемку Литтл, а затем продолжил, — Тогда назови свое имя.

На какой-то короткий миг в комнате воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем наручных часов.

— У меня нет имени, — наконец ответил мальчик, и амплитуда покачиваний его руки значительно увеличилась. — Я — беззвучный зов, ведущий тело, я — порыв и подсказка, вдохновение и печаль. Мне не нужно имя, потому, что меня никогда не зовут, ведь я всегда здесь.

— Ты не мог бы объяснить? — в голосе Симпсона появились настойчивые нотки. Мальчик протестующе замотал головой. Его глаза по-прежнему были закрыты, а лицо искажала гримаса недовольства.

— Он слушает, но не слышит, знает, но не осознает. Помогаю понимать мир… другая сторона меда… — Чип перестал говорить, будто в магнитофоне заживало пленку, а его правая рука остановилась.

— Слушай мой голос, — Симпсон снова начал монотонно убаюкивать мальчика, чтобы удержать его в состоянии транса, — он принесет тебе покой, умиротворение. Тебе не нужно волноваться. Тебя окружает тепло и уют.

Постепенно лицо Чипа разгладилось, а рука возобновила свои ритмичные покачивания.

— … медали. Важен не сам солдатик, а его функция, причина и следствие. Важно не имя, а дело.

— Хорошо, — согласился Симпсон, хоть сам до конца и не понимал с чем, — оставим этот вопрос на потом. Сейчас я хочу, чтобы ты снова погрузился в воспоминания. Ты опять в темноте, тебе хорошо и спокойно. Мой голос ведет тебя вперед, он освещает тебе дорогу, дорогу во вчерашний день. Под этим светом ты можешь отчетливо разглядеть все, что происходило вчера, все, что произошло между тобой и твоим отцом. Расскажи, что ты видишь.

— Я вижу все, — неожиданно, Чип поднялся и сел на кушетке, широко раскрыв глаза, но при этом не прекращая раскачивать руку. — Я вижу полет кружки, кровь на собачьих зубах, окурки на кладбище надежд и мир во всем его величии и бессмысленности.

От удивления Литтл опустил свой телефон, теряя кадр. Еще десять минут назад этот странный мальчишка практически не разговаривал, а сейчас выдавал тираду, достойную какой-то авангардной театральной постановки.

— Я вижу, — продолжал Чип, — как время бесконечно и единовременно. Вижу его все, от начала и до конца, и нету в нем ничего, лишь причина и следствие. Прямота и примитивность. Горный поток, плывя по которому можно обогнуть камень, но нельзя выйти из берегов. Глаза Чипа смотрят совсем по-иному, они ищут лазейки и дыры в правилах, ведь смотрят они не умом, но надеждой. А если человек ставит надежду превыше фактов, то неизбежно столкнется с последними лбом и удар этот будет болезненным. Чип видел, чем могут закончиться все возможные разговоры с отцом, я показал ему, но он все равно попытался. Он хотел прыгнуть выше головы, но споткнулся и упал, а за его ошибку заплатят другие. Отец — лишь начало, и он же — конец. Ваш конец.

Этот странный голос и непонятный акцент, вызывали у Литтла непреодолимое чувство тревоги, но, когда мальчик произнес: «Ваш конец» и посмотрел прямо на него, тревога тут же переросла в ужас.