Где простирается тьма

Он смеется и качает головой, исчезая за деревьями. Димитрий ложится рядом со мной, закинув руки за голову. Я всем телом начинаю осознавать его присутствие, и, будучи навеселе, очень трудно не подкатиться к нему под бочок.

― Я, вообще-то, хотел узнать, чем вы двое занимались?

Я хихикаю.

― Мы составляли фигуры из звезд. Я увидела пенис, а он не смог.

Димитрий поворачивается ко мне, приподнимая брови.

― Абсолютно уверен, что там нет пениса.

― Есть, Дими. Не сомневайся.

Он тихо смеется.

― Холодает, тебе надо пойти отдохнуть. Уже почти два часа ночи.

Я поднимаю брови и неуклюже переворачиваюсь на бок.

― Серьезно?

― Да.

― Давай сначала поплаваем.

― Не думаю, что это разумно.

Я надуваю губы.

― Ты не моя мамочка, ну же, давай.

Через несколько веселых попыток я все-таки встаю и, спотыкаясь, иду к океану.

― Эй-эй, ― говорит Димитрий, обнимает меня за талию и оттаскивает назад. ― Ты утонешь.

Я фыркаю.

― Не-а, все в порядке.

― Так, ты пьяна и тебе нужно проспаться.

― Но, Дими, ― хнычу, ― я хочу поплавать.

Он весело хмыкает и тянет меня к пришвартованному кораблю. Димитрий помогает мне подняться по трапу, и он попеременно то похохатывает, то ругается. На полпути к каюте он сдается, сгребает меня в охапку и поднимает на руки.

― Я могу сама, ― протестую, пытаясь вывернуться. Но это абсолютно бесполезно. Он слишком силен.

― Не сомневаюсь, но так гораздо быстрее.

― Мы можем поплавать?

― Нет.

― Пожалуйста, Дими.

Он улыбается, а я дотрагиваюсь до его щеки, где появляется одинокая ямочка.

― У тебя только одна ямочка.

― Вот как?

Я киваю, тыча в нее пальцем.

― Ага. Как думаешь, это какой-то дефект?

― Ты просто прелесть, правда…

Я хихикаю.

― Я не имела в виду ничего плохого, Дими. Я думаю, это мило.

― А говоришь, ничего плохого.

― В смысле? ― спрашиваю, поглаживая щетину на его щеках.

― Ты только что назвала меня милым.

Мне хочется смеяться, но я сдерживаюсь.

― А что плохого быть милым?

― Милым парня называют, когда он не айс, но не хотят обидеть.

Я смеюсь, качая головой и трогая пальцем его нижнюю губу.

― Ладно, как насчет такого: ты сексуальный, горячий, плавящий трусики, вызывающий водопад у кисок во всем мире.

Он громко смеется.

― Ты, серьезно, блин?

― Сегодня меня об этом часто спрашивают, ― хмурюсь я. ― Да, я серьезно. Многим женщинам станет неуютно в вагине, как только ты состроишь им свои сексуальные глазки.

У него от смеха грохочет в груди, и я тоже невольно улыбаюсь.

― Неуютно в вагине? Да?

― Это очень серьезная тема, Дими, не отмахивайся. Один твой взгляд и ― бум, у них серьезная утечка.

― Господи, прекрати. Ты так говоришь, будто у этих вагин серьезная проблема.

Я громко смеюсь и толкаю его в грудь.

― Эта проблема у них из-за тебя.

Он сбрасывает меня на кровать и смотрит сверху вниз.

― А что насчет твоей вагины?

Я смотрю на него, сморщившись.

― Какое уродливое слово, правда?

― А как тебе бы понравилось ее называть?

Я скрещиваю руки на груди.

― Я, вообще-то, не говорила, что хочу ее как-то называть.

Он снова улыбается мне своей полуулыбкой. Бли-ин.

― Ты никогда не говорила, что не хочешь.

― Умник. Твои сексуальные глазки на меня не действуют.

Он ложится на кровать рядом со мной.

― Неужели?

― Вот именно.

― Ладно, ― бормочет он, зевая.

― Если ты устал, можешь поспать. А я пойду купаться, ― говорю я, приподнимаясь и подползая к краю кровати.

Димитрий вскакивает, хватает меня за талию и тянет обратно.

― Никуда ты не идешь.

― Ты всегда такой командир?

Боже, неужели я это только что ляпнула? Не комильфо, Джесс. Совсем.

― Тебе нужно попить, сиди здесь.

Он опрокидывает меня на кровать и, удерживая рукой, встает.

― Будь. Здесь.

Я улыбаюсь ему, взмахивая ресницами.

― Я никуда не уйду.

― Я тебе не верю.

Моя ухмылка слишком хитрая. Он поворачивается, роется в ящиках, все еще придерживая меня, и поворачивается с наручниками. Димитрий защелкивает их на моей руке, а я не успеваю отстраниться. Ну, может быть, я и пыталась вырваться, но из-за уровня опьянения, двигаюсь, вероятно, не быстрее черепахи.

― Это жульничество, ― бормочу я, чувствуя, как слипаются глаза.

Он ничего не говорит, просто уходит и через минуту возвращается со стаканом воды. Димитрий прижимает холодное стекло к моей щеке, заставляя открыть глаза.

― Выпей, пока не отключилась.

Я что-то бормочу, беру и выпиваю его в три глотка. Протягиваю стакан обратно, и как только Дими забирает его из моих пальцев, рука безвольно падает. Я зеваю, голова кружится, глаза снова закрываются.

― Подвинься, я накину на тебя одеяло.

И сам перекладывает меня, но я не открываю глаз. Вместо этого бормочу что-то бессвязное. Чувствую, как он гладит меня по щеке, когда ему удается уложить меня.

Я вырубаюсь.

~ * ГЛАВА 17 * ~

Димитрий

Я чувствую, как она шевелится рядом со мной, и со стоном переворачиваюсь на бок. Чувствую прикосновение к щеке, и это заставляет меня открыть глаза. Джесс смотрит на меня сверху вниз, слабый свет лампы лишь очерчивает ее лицо. Ее пальцы пробегают по моей щеке и останавливаются на губах. Она смотрит, будто хочет съесть их. У меня даже кожу покалывает.

― Дими, я передумала, ― бормочет она все еще слегка невнятным голосом.