Где простирается тьма

Я растираю ладонью грудь и смотрю на Дими, который уперся взглядом в пол, сжимая кулаки. Мое прикосновение вывело из равновесия и его тоже, вернуло к тому, чего он хотел избежать. Так же, как для меня ― его тело надо мной. Я глубоко вздыхаю и опускаю голову на руки. Что можно сказать сейчас, чтобы сгладить это? Есть ли вообще для этого какой-нибудь способ?

― Да уж, картина маслом «Два психа», ― бормочу я.

Поднимаю голову и вижу, что Димитрий рассматривает меня, его губы изгибаются.

― «Два психа»?

― Да, ― говорю я, откидываясь на спинку кровати. ― Картина маслом.

Он подходит и, удивительно, опускается на кровать рядом со мной. Мы лежим бок о бок, глядя в потолок.

― Мы стали странной… ― останавливаюсь, пытаясь придумать слово.

― Парой? ― предлагает он.

― Мы не пара, мы даже трахаться не можем.

Он издает сдавленный звук, и, повернув голову, вижу его ухмылку.

― Я терпеть не могу, когда меня трогают, а ты терпеть не можешь, когда тебя трахают.

Я тихо смеюсь.

― Может получиться интересный союз.

― Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Джесс?

Мои щеки краснеют. И нужна минутка, чтобы ответить, потому что то, что я чувствую, неожиданно. Сама мысль о сексе пугает меня, но также сильно хочется узнать, каково это, когда мужчина по-настоящему берет мое тело. Я знаю, что все должно быть по-другому, знаю, что это не так… как с Роджером. Поэтому отвечаю ему честно и откровенно:

― Ох, Дими, да.

Он поворачивается ко мне, его глаза сверкают.

― Не знаю, как бы мы могли это сделать.

Я качаю головой, пытаясь контролировать дыхание.

― Да, я тоже не знаю.

― Большинство женщин, с которыми я трахаюсь, просто лежат или сидят верхом на мне, положив руки себе на ноги.

― Спасибо за информацию, ― бормочу я.

― Но нам с тобой это не подходит, потому что ты не хочешь, чтобы я был сверху…

― Дело не в том, что я не хочу так... просто… ты накинулся на меня так быстро…

― Я понял, ― перебивает он. ― Я знаю.

Мы оба молчим. Когда я поворачиваюсь к нему, он смотрит на меня, у него на лице одновременно и доброта, и желание.

― Ты можешь сделать кое-что ради меня.

― Я? ― шепотом произношу я. ― И что это?

― Можешь снова поцеловать меня, детка.

О. Да. Это я могу.

Я перекатываюсь к нему и наклоняюсь вперед, прижимаясь к его губам. Он придвигается ко мне ближе, не так, чтобы касаться друг друга, но достаточно близко, чтобы можно было удобно целоваться. Он начинает с медленного глубокого поцелуя и что-то делает языком такое, что все мое тело воспламеняется. Поцелуй становится все более страстным. Я начинаю телом признавать Димитрия и понимаю, что хочу прижаться к нему. Во мне просыпается нетерпение, которое пробуждал только он.

Оторвавшись от моих губ, он тихонько говорит:

― Как насчет того, чтобы попробовать кое-что?

― А? ― запинаюсь я.

― Постепенно. Одна рука.

Я смотрю на него в замешательстве.

― Я положу на тебя одну руку, а ты, ― он делает глубокий вдох, ― можешь сделать то же самое.

Он позволит мне прикоснуться к нему. Сама мысль об этом возбуждает. Я киваю, не раздумывая. Мне и не нужно думать. Почувствовать Димитрия… я так много представляла это. Протягиваю руку и вижу, что по его коже едва ли не рябь идет — так сильно он вздрагивает. Я осторожно кладу кончики пальцев ему на бок и просто держу их так.

Он точно так же касается моего тела: отплачивает мне той же монетой. Я снова медленно наклоняюсь, прижимаясь губами к его губам. Он позволяет мне, открывая рот для моего ищущего языка. Когда наш поцелуй снова накаляется, я слегка веду пальцами по его боку. И чувствую, как он прерывает поцелуй, но не останавливает меня. Он просто ведет пальцами точно так же. А у меня от его касания кожа будто загорается.

Дотягиваюсь до подола его рубашки и колеблюсь. Хочу пойти дальше, хочу почувствовать его, но очень боюсь. Так страшно, что вдруг мы сделаем шаг слишком далеко, а я сломаюсь. Закрываю глаза, отрываюсь от его губ и прижимаюсь лбом ко лбу. Димитрий тяжело дышит, я чувствую его дыхание у себя на щеке.

― Ты в порядке? ― шепчу я.

― Да.

Я не знаю, разрешит ли он, но пробую: хватаюсь за подол рубашки и медленно поднимаю ее. Слегка откидываю голову назад и смотрю ему в глаза, задирая рубашку до груди. Он закрыл глаза, его челюсти плотно сжаты. Но он позволяет, подняв руки. Димитрий помогает мне снять рубашку и бросает ее на пол. Затем берется за мой подол. Я сглатываю слюну и позволяю ему снять одежду через голову.

Я замечаю, как приподнимаются и опускаются мои груди, когда он опускает на них взгляд. Они прикрыты кружевным лифчиком, который по-настоящему украшает мое декольте. Кожа груди выглядит такой бледной против красивой бронзы Димитрия. Я поднимаю взгляд, у него совершенно непроницаемое выражение лица. Снова прижимаю вздрагивающие пальцы к его боку, чувствуя тепло, излучаемое кожей. Он глубоко вдыхает и смотрит на меня с болезненным выражением лица.

― С тех пор никто не прикасался к моей голой коже…

― С каких пор? ― шепчу я.