Где сходятся ветки

Пока наполнялись чашки, повисла пауза. Стало ясно – Ирина хочет, чтобы я первым начал разговор. «Вы не могли бы немного рассказать об отце?» Рыбаков откашлялся, поправил воротник и сложил руки в замок. «Тихона Петровича могу охарактеризовать прежде всего как профессионала, любившего и понимавшего технику. Кроме того, он был прекрасным товарищем… Вы, наверно, знаете, почему старших механиков во флоте называют «дед». Бывает, что сваливают работу на нижестоящих по рангу. Так вот, я при нем был вначале третьим, а потом втором механиком, можно сказать, заместителем. И никогда он не позволял себе неуставных отношений. У нас в команде царил дух дружбы и взаимовыручки…» – «Простите, нас больше все-таки интересует семейная жизнь господина Гаркунова, – перебила Ирина. – Возможно, Тихон Петрович рассказывал что-то о своей жене, о ребенке, которого оставил на берегу?» – «Вы знаете, – тяжело вздохнул Рыбаков, – такова морская доля. Мужчина уходит в море, совершая свою мужскую работу, а женщина остается ждать на берегу. Настоящие моряки редко делятся коллизиями, так сказать, семейной жизни. Особенно в присутствии представительниц прекрасного пола…»

«Вот лицемер, наврал с три короба, – сказала Ирина, когда мы вышли из университета. – Обязательно было встречать нас при полном параде? Мужчина уходит в море, а женщина остается на берегу… где он этой гадости набрался?» Давно я не видел жену в таком расположении духа. Обычно она умела контролировать эмоции. «Этот человек не сказал ничего плохого». – «Как можно было бросить семью…»

Ирина двинулась к машине. Я поплелся за ней, пытаясь сформулировать собственные ощущения от личности Рыбакова. Перед тем как сесть за руль, жена остановилась и насмешливо посмотрела на меня: «Тебе никогда не стать психологом. Ты совсем не разбираешься в людях». Эти слова глубоко ранили меня, и всю первую половину пути домой я молчал. Наконец Павликовская включила мантры и пошла на мировую: «Ну, прости, милый, я была не права». Она призналась, что у нее действительно было плохое настроение, но это связано не со мной и отцом, а с менструальным циклом. По поводу того, что я заинтересовался прошлым, она счастлива – подобный интерес является несомненным признаком развития личности. Насчет Рыбакова – остается при своем мнении. Относительно отца Ирина допустила, что он был хорошим другом и профессионалом своего дела. Призналась, что на нее могли повлиять транслированные мной до комы воспоминания о мизогинии отца. Я сам говорил, что он относился к женщинам пренебрежительно. И тем не менее истинные причины поведения Тихона Гарунова пока неизвестны. Мы согласились, что от негативной перцепции можно и нужно уходить, раскрывая новые факты его жизни.

Через несколько дней я снова позвонил Рыбакову и попросил провести экскурсию по кораблю, на котором работал отец. Морской волк похвалил меня за то, что я проявил храбрость, «вырвавшись из-под крепкого крыла супруги» и назначил встречу на Контейнерном терминале.

Проходная терминала была на задворках города, в таких местах, куда среднему петербуржцу с высшим образованием в голову не пришло бы залезть. Я долго плелся по асфальту вдоль отбойника, шарахаясь от проносящихся фур и глядя на унылый забор за старыми путями и хилыми кустиками. Внутри серого дома перед окнами выдачи разрешений выстроилась яркая мужская стайка в жилетах канареечных цветов. Рыбаков стоял поодаль со своим обычным выражением лица. На нем была черная блестящая куртка с металлическими пуговицами и фуражка с якорем. Воротник поднят, как у Жана Габена в «Набережной туманов». Друг отца молча протянул мне каску. «Это обязательно?» – спросил я и получил великолепный ответ, который решил запомнить, чтобы потом повеселить жену: «Правила тут написаны кровью, молодой человек».

Шепнув пароль охраннику, Рыбаков провел меня через турникеты. Лучший способ почувствовать себя здесь и сейчас – сосредоточиться на внешних впечатлениях, раствориться в обстановке, проникнуться атмосферой. Итак, я в крупнейшем порту Санкт-Петербурга. Воздух довольно влажный, облака низкие, цвета умеренные. Вокруг развивающий конструктор уложенных до неба брусков контейнеров, среди которых носятся маленькие машинки. Звуковой фон создают равномерные удары огромного молота о металлические листы, а также редкие крики чаек.

Когда над контейнерами вырос потертый в плаваниях бок корабля с надписью «Фантом-5», Рыбаков надел маску экскурсовода. «Перед нами знаменитый сухогруз, в прошлом «Бурятия» или просто «Бурый», построенный в одна тысяча девятьсот семьдесят первом году. Судно известно преимущественно тем, что на нем с семьдесят пятого по семьдесят восьмой год работал стармехом или просто «дедом» Тихон Петрович Гаркунов. Ну, а вторым механиком при нем был, соответственно, ваш непокорный слуга. Данный сухогруз совершал длительные плавания по Тихому и Атлантическому океанам, а также по морям – Баренцевому, Черному, Японскому и так далее и тому подобное. Теперь разрешите продолжить осмотр в самом сердце судна, в так называемом машинном отделении».