Где-то есть ты

Нет. Так нельзя. Она гонит от себя эти мысли. Так можно накликать беду. Нужно быть счастливой, даже если мысли порой отвлекаются на прошлое, тянутся к нему, ноют, будто застарелые шрамы. Нужно стараться.

Ведь у нее есть все. Все. И даже больше.

Она стирает цифры его набранного по памяти номера, так и не набрав до конца. Незачем. У каждого своя жизнь. То, что было для нее всем миром, для него осталось лишь эпизодом. Одним из многих. Она выключает телефон, так и не услышав его голос, который невозможно забыть даже спустя годы. И все несказанные слова умирают, так и не сорвавшись с ее уст.

Больно. Очень больно. Но она терпит, закусывая до крови губу. Как терпела все это время. Не сейчас. Может, позже. Когда-нибудь позже. Есть надежда, что он чувствовал хотя бы сотую долю того, что довелось испытать ей. Хотя бы тысячную долю того, что поселилось в ней навсегда.

Она смеется над собой. До слез.

Нет, он так и не узнает. Что она любила его, любит и, наверняка, еще долго будет любить. Стирает ладонями слезы и забывает обо всем. Чтобы завтра вспомнить снова. И задуматься: знает ли Он эту боль?

Потому что если Он ничего не чувствует, то зачем ей ждать от него слов сожаления?

Митя

- Котенок, говори шепотом, мама еще спит, - он целует старшую дочь в обе щеки, поднимает и усаживает перед телевизором рядом со средней.

Малышки так умилительно открывают рты при виде мультяшных героев, что улыбка невольно расплывается по его лицу. Сладкие румяные щечки, по-детски пухлые губки, реснички длиннющие и пушистые. Две красотки – копии его Евы. Нет ничего прекраснее на свете, чем видеть, как эти кукляшики бегут к нему с распахнутыми объятиями каждый раз, когда он поднимается из их кафе в квартиру, расположенную над ним на втором этаже. Видеть, как встречают, как радостно визжат и обвивают шею хрупкими ручонками.

В эти моменты ему всегда приходится удерживаться, чтобы не зацеловать их до смерти, чтобы не отгрызть самый вкусный кусочек или не проглотить малышек сразу целиком. Невероятно, что эти маленькие женщины делают с ним - вертят просто, как хотят. А ему остается только млеть от нежности и любви, растворяться в этом безграничном всеобъемлющем счастье.

- Так, принцессы, не шумим, хорошо? – Спрашивает он и, дождавшись одновременного кивка двух хорошеньких каштановых головок,аккуратно берет на руки полуторамесячного сына и спускается вниз, в кафе.

- Как ночка? – Спрашивает Мила.

Подруга семьи (крестная старшей дочки Леночки и тезка средней дочурки Милочки) сидит за своим любимым столиком возле окна. Поглощает утреннюю пиццу с кофе. Делает это каждый день перед тем, как отправиться на работу в свой офис.

- Колики. – Выдыхает он, плавно покачивая сына. – Ева почти не спала ночью. Давала лекарство, качала, делала массаж. Костик то засыпал, то просыпался. Успокоился только под утро. Прямо на ней. Старшие тоже только так успокаивались – кожа к коже, тепло и хорошо.

Беременная Мила бочком вылезает из-за стола и подходит поцеловать зевающего кроху. Касается губами лба и качает головой:

- Папкин сын. – Цокает языком. – Всех ведь девок с ума сведет!

Митя гордо задирает нос.

- Не налегала бы ты, мать, на кофе. Хорош уже. На твоем-то сроке.

Она смеется, аккуратно усаживаясь обратно:

- Не учи ученого.

- Ладно, я пошел за завтраком для мамочки. Владу привет.

- Хорошо!

Он идет на кухню, повара заботливо складывают на широкое блюдо то, что обычно предпочитает его жена, учитывая все требования к еде, предъявляемой кормящими матерями, и передают ему. Все тихо, без шума, под ровный рокот печи и звенящей то тут, то там посуды. Костик засыпает, забавно надувая щечки и вздрагивая.

Митя поднимается обратно, тихо входит в спальню, ставит блюдо на стол и перекладывает спящего сына в кроватку. Медленно-медленно вытаскивает из-под него свою ладонь. Тот начинает ворочаться, заставляя отца забыть о том, что нужно дышать, но, в конце концов, затихает. Молодой папаша с видом победителя потирает ладони.

Возвращается на кухню, проходит мимо девочек – те по-прежнему увлеченно наблюдают за мультиком. Берет любимую кружку жены, наливает горячего чая с молоком и идет обратно. Замирает на пороге спальни. Они с Костиком такие чудесные. Сын мирно сопит в своей кроватке, Ева потягивается, на их личном двуспальном кусочке рая, видимо, почуяв запах еды. Открывает сначала один глаз, затем второй, сонно моргает и дарит ему ту самую улыбку, которую он так любит.

- Иди сюда, - шепчет она, подзывая его рукой.

Он улыбается и тихонько крадется к ней.

- Доброе утро, - ложится рядом, прижимается и накрывает ее губы нежным поцелуем.

Запах ее волос, кожи со сладким привкусом молока, прикосновения горячих после сна рук и пожар, разгорающийся во всем теле, подтверждают догадки о том, что он женился на самой потрясающей женщине на свете.

- Спасибо, что дал выспаться, - жена смотрит в глаза, когда говорит ему это.