– Может, Леон и прав. Похоже на то. Обычно коллекционирование – безобидная человеческая привычка. Но иногда коллекционером овладевает навязчивая идея, темная страсть разъедает душу, и вот он уже готов на все, лишь бы пополнить коллекцию. Он никогда не остановится.
– Мисс Лед из таких?
– Возможно. У нее маниакальный блеск в глазах, мы такое видали и раньше. Это знак отчаянного стремления к чему-то. Если она думает, что ты стоишь у нее на пути, разумнее будет не попадаться ей на глаза.
– Хватит разглагольствовать, – перебил Леон. – Покажите мальчику серебряную бутылку, пусть откроет и идет себе, пока не поймали.
Бен вскочил на ноги, собираясь уходить.
– Что за серебряная бутылка?
– Не трогай бутылку, – заволновался сыч.
– Я ее даже не видел.
– Пчелка что-то загрустила, – Леон держал пчелу за крылышко и слегка раскачивал.
– Ты низкая тварь, – сыч спикировал на хамелеона, но тот ловко увернулся.
– Отпусти пчелу, – сказал гиппопотам. – Пора закончить рассказ. Времени мало…
– Времени мало? – передразнил хамелеон. Он выпустил пчелу, и та улетела, возмущенно жужжа. За ней и все пчелы потянулись на галерею.
Флам медленно моргал. Бен успел разглядеть слоистые перышки у него на веках.
– Ну и очень глупо, – пробормотал сыч. – Нам бы пригодилась их помощь.
Хамелеон театрально вздохнул.
– Я вас
– Давайте покороче, – опасливо попросил Бен.
Флам нахмурился, взмахнул крыльями, но начал рассказывать:
– Пчелы начали объяснять, что случилось после смерти капитана. Сперва все шло гладко, музею сопутствовала удача. Потом начались ссоры. Гектор хотел, чтобы музей оставался естественнонаучным, а братья жаждали разнообразия, им надоело охотиться. Перемены начались с Хамфри – он принес в музей коллекцию ценных часов и научных приборов. Гектор не возражал. Монтгомери, в свою очередь, добавил всевозможных диковин не самого лучшего вкуса. Начал он с коллекции нелепых бутылок.
– Ш-ш-ш! – гиппопотам открыл один глаз. – Надо быть беспристрастным, а то станешь вести себя не лучше братьев. Это я и сам помню, Бен. Гектор не одобрял идей Монтгомери, и в один прекрасный вечер они страшно поругались. Даже музею досталось, и Монтгомери уехал навсегда. Так далеко, как только смог…
– Куда? – спросил Бен.
Сыч объяснил:
– В Тихом океане есть далекие острова, насколько я знаю, их сейчас называют Микронезия, хотя тогда они носили другое имя. Вот туда-то он и уехал.
– Очень далеко, – кивнул гиппопотам. – Семья потеряла с ним связь.
– Хорошо бы он забрал с собой и зловещую серебряную бутылку, – добавил Флам. – Меня от нее в дрожь бросает.
– Однако он не забрал бутылку. Она по-прежнему здесь, в зале бутылок. Насколько нам известно, он не взял ничего. Но он унес с собой сердце музея – по крайней мере, так мне всегда казалось. И Пейшенс тоже.
– Она так и не оправилась от потери младшего сына, – согласился Флам, – и вскоре умерла, оставив музей в руках Гектора и Хамфри. И, конечно, своей внучки, единственной дочери Гектора…
– Девочка на портрете? – перебил Бен.
– Девочка на портрете, – подтвердил гиппопотам. – Она настояла, чтобы коллекции Монтгомери остались в музее, а когда выросла, то стала самым лучшим хранителем музея. Но она не вышла замуж, а Хамфри не женился, так что у Гарнер-Ги больше нет потомков и некому оставить музей.
– А что случилось с Монтгомери?
– Сообразительный мальчик, – одобрил Флам. – Не забудь, это было еще до войны. Война все перевернула, и о Монтгомери много лет не слышали. Как-то Констанция все же выяснила: он был женат. Где-то за границей жил его внук – исследователь, моряк, капитан. Как и все Гарнер-Ги, он был полон смелых идей. Однажды, не так давно, он вернулся.
Сыч умолк. Остальные тоже примолкли. Все трое пристально смотрели на Бена.
Мальчику сделалось не по себе.
– Если внук Монтгомери – наследник, почему бы ему не спасти музей? – вырвалось у Бена.
– Он не может, – мягко возразил Флам.
– Он умер, – сказал Леон.
Гиппопотам сочувственно смотрел на Бена.
– Констанция видела его лишь однажды – как раз перед его смертью.
– Он утонул, – пояснил Леон.
Теперь глаза хамелеона были похожи на золотые монетки. Он в упор смотрел на Бена – двумя глазами сразу.
– Как папа.
– Точно, – сказал Леон с уважением. – Точно.
Глава 12. Ведьма в бутылке
Утонул. Как папа.
Вдруг Бен испугался, потому что почти понял смысл того, что сейчас услышал. Голова у него закружилась, по спине поползли капельки пота, в ушах зазвенело, как будто кто-то невидимый тоненько скулил и присвистывал на высоких нотах. Домой, к маме! Он закусил конец шарфа и смутно удивился – потому что не хотел думать о другом: почему во рту стало сладко. То ли он пролил что-то на шарф, то ли это вкус шерсти, то ли его собственной слюны с тех пор, когда он жевал шарф в последний раз.
– Это слишком для мальчика, – проворчал гиппопотам. – Я же говорил, он еще мал. Надо было подождать.
– Вовсе я не мал, – едва смог выговорить Бен.
– Не могли мы ждать! – возразил сыч. – Действовать надо немедленно.