Где ты, бабье лето?

Показания снимали со звеньевой Центральной фермы Василисы Потаповой, на глазах которой произошла катастрофа. Василиса вышла на крыльцо своего подъезда, хотела идти в магазин и видела Филатову за рулем, а Рыжухина на подножке. Услыхала крик — подбежала.

Суворов показал, что так как Рыжухин мешал движению, он отказался управлять. Что как только Петро спрыгнул с подножки, они проехали метров пять. Когда Филатова тормознула, услышал крик. Выпрыгнул наземь — а Рыжухин под колесом.

Крик, крик… «Услышала, услыхала, услышал»… Какой нечеловеческий, должно быть, был тот крик. Он прошил воздух, развалил сердце Людмилы, сорвал с крыльца Василису, выбросил из кабины Сашу… Холодный, скрежещущий ритм протоколов следствия звучал в ушах Зиминой, заглушая все звуки жизни, отдаваясь болью в затылке. Она ездила в больницу — узнать Рыжухина в потемневшем, истаявшем человеке, наполовину завешенном от посторонних взоров простыней, не могла.

Следователь явился, едва Петро смог говорить. С безумием, расширявшим вдруг угасшие глаза, Рыжухин утверждал, будто на планерке будку («домушку») решили оставить за ним. Да, он вставал на подножку и просил не забирать «домушку», потом забежал вперед, выскочил на дорогу. Трактор остановился, он подошел к колесу — оно было выше его, — стал махать Филатовой. Но трактор двинулся, и он попал… пропал… Явно, тоже не помнил, как случилось.

При определении меры наказания суд должен был учесть признание Филатовой своей вины, ее раскаянье, первую судимость, семейное положение, обстоятельства дела (из-за общественного добра!) и, конечно, характеристики. Зимина говорила со следователем и с судьей. Могли дать условно, с удержанием из заработка по двадцать процентов. Судья и следователь называли предположительно одну и ту же статью Уголовного кодекса РСФСР.

Ну и конечно, произвели пока меру пресечения — взяли у Филатовой подписку о невыезде.

Права на управление автомобилем (транспортными средствами!) у Людмилы отобрали сразу же. От работы управляющей пришлось отстранить. Она сама объявила, что будет работать дояркой — может быть, только на такой работе надеялась заслужить если не уважение, то прощение людей.

А люди на нее ополчились. Одни — жалея Рыжухина и его семью (да и был ли кто не жалеющий?), другие не прощали личных выпадов, ее скандального характера, третьи — просто потому, что все возмущались. Людей ужаснула, ошеломила внезапность увечья молодого сильного ловкого мужика, задиристого парня, мужа одной из лучших доярок Центральной, отца годовалого мальчика. Как теперь Роза будет растить его? Со всей силой объявшего их ужаса люди готовы были наброситься на Людмилу. Ей припомнили все промахи. Придирчиво разбирали характер. Забыли заслуги, старанье, сноровку, знали одно: виновата и должна понести наказание! Они уже не думали, что будет с Филатовым, которого любили и уважали и которого теперь только сильно жалели, не думали про их детей, то есть не думали с такой страстью, как про сына увечного Петра. Ими двигало единственное, да и естественное желание: покарать! Собирались группами, ходили друг к другу, говорили везде — в магазине, в автобусе, на работе, ахали, негодовали.

Сегодня намечалось профсоюзное собрание с полномочием дать характеристику Филатовой для суда.

Зимина понимала: в такой накаленной обстановке один этот вопрос ставить в повестку дня было бы неосмотрительно, собрание могло вылиться в буйное поношение Людмилы и друг друга. И готовила доклад о положении дел в совхозе к исходу июля — цифры по молоку только-только начали выправляться, две фермы сильно увеличили надои — Сапуново и Дальняя, но Центральная не управлялась из-за отсутствия выпасов, — да в работе всегда имелись упущения, прорывы, люди должны почувствовать, что и они небезгрешны. Она тешила себя надеждой переключить внимание на них самих.

Собирались в клубе, построенном студентами лет восемь назад, в небольшом зале, где пускали киноленты, — до сих пор шла переписка с обкомом и министерствами о необходимости средств на Дом культуры. Необходимость понимали, но не могли выпрыгнуть из каких-то своих же решений и финансовых параграфов. То есть проект дома, вся техническая документация были готовы, место отведено, и даже выкопан котлован, но материалы не завозились.

Поэтому в зальце, рассчитанном на рядовые плановые профсоюзные собрания, на собрания партийные, на которых всегда немноголюдно, сегодня набилось народу несчетно — из президиума Зиминой виделась плотная, шевелящаяся, гудевшая масса людей. «Тем лучше», — подумала она, увидев наконец механизаторов, осевших стайкой, — она любила глядеть, когда они вот так собирались и садились обособленно. Смотришь — и видишь: один другого моложе, сильнее, интереснее. Этакий мощный мужской клан. Разглядела в первом ряду Рыжухину-Ибрагимову, подвядшую и грустную — мальчик у нее в яслях, на круглосутке. А Людмилы не увидела, хотя говорено было, что присутствие ее, возможно, сдержит выступающих. Вздернув голову, Людмила заявила, что, конечно, придет: «Посмотрим в глаза друг другу!» — она имела в виду собрание.