Где ты? (СИ)

Атилою морозило от ее жестокости, но и другого выхода она не видела. Эгирон ясно дал понять ей, что уже сделал выбор, и совершенно точно не в ее пользу.

— Что это?

— Радола. — тонко улыбнулась торхадская принцесса, любовно поглаживая пузырек — Никто не спасет эту маленькую паршивку. От радолы нет противоядия.

Атилоя трудно сглотнула и, забрав пузырек из рук этой рыжей гадюки, покинула ее покои.

Проводив иорнскую красавицу взглядом, Эйли довольно улыбнулась. Похоже, небо благоволит ей. Глупышка сама пришла ей в руки, никто не тянул ее силой. Если все получится, Эилин уберет с дороги сразу двух соперниц. Если же Атилою поймают раньше, то, к сожалению, только одну. Никто не сможет доказать причастность к этому делу принцессы Торхада. Сама Эилин легко может разыграть жертву, бросить ответное обвинение, да все, что угодно. Она умеет выходить чистенькой из любой грязи.

Хорошо бы, если Атилое удастся отравить зайнарскую мышь. Аорет, естественно, умрет, а Атилоя слишком глупа, чтобы не оставить после себя никаких следов. И тогда у бедного Эгирона не останется иного выбора. Ну не на Меитит же ему жениться, в самом деле? И что, что он не смотрит на женщин? Эилин великодушно простит ему эту слабость. Самой же ей хватит и пары-тройки любовников.

Ждать осталось совсем недолго.

***

Аорет лизнула подушечку указательного пальца, перевернула страницу и упрямо уткнулась в текст. На сопящего от злости наследника Елора за спиной она старалась не обращать внимания. Посопит и уйдет.

Однако уходить в планы Эгирона совершенно точно не входило. Он желал добиться от упрямицы ответа.

— Аорет, просто скажи мне, зачем ты меня мучаешь? Тебе нравится издеваться надо мной?

— Равно, как и Вам нравилось смеяться надо мной, Ваше Высочество. — ответила она. Ему невыносимо было видеть неестественно прямую спину принцессы.

— Я никогда не смеялся над тобой! Мне просто нравилось наше искреннее общение без титулов и фальшивых расшаркиваний. Неужели мой титул что-то изменил?

— Вы мне солгали.

— Я не лгал, а умолчал! Аорет! Да посмотри же на меня, в конце концов! — он обошел столик, чтобы посмотреть ей в лицо, но она снова отвернулась, предоставляя на обзор свой гордый профиль:

— Командовать Вы будете своими придворными. Я, слава богам, к ним никак не отношусь. И смотреть на Вас я не имею ни малейшего желания.

Эгирон едва не взвыл от бессилия. Ну что вот ему сделать, чтобы она прекратила эту бессмысленную войну?

— Хорошо. — он устало оперся спиной о книжный стеллаж — Тогда повернись и скажи мне в глаза, что я тебе совсем безразличен. Если сделаешь так, клянусь, я уйду и больше никогда не осмелюсь докучать тебе.

В его устах эта фраза прозвучала как угроза. Аорет быстро спрятала руки на коленях, чтобы Эгирон не увидел, как задрожали ее пальцы. В горле встал сухой ком, даже если она и хотела что-то сказать, то не смогла бы.

Эгирон ждал ее слов, любых слов, как приговора, но она просто встала и, не оборачиваясь, покинула библиотеку. Вместо того чтобы преследовать ее, он облегченно выдохнул и улыбнулся. Она не сказала, что он ей безразличен.

***

Разумеется, Сирина и пальцем не коснулась его флейты. Для наглядного примера она принесла другой инструмент. Надо признаться, ее ученик не был бездарным, правда, поначалу он слишком сильно стискивал в руках свой инструмент. Но обучение Яура стало для нее настоящим испытанием. Ее руки дрожали, когда она поправляла его неправильно поставленные пальцы.

Яур перестал задавать ей неудобные вопросы. Казалось, он все понял, когда ее взволнованный голос что-то объяснял над его ухом, когда слышал стремительное биение ее сердца у него за спиной.

Первая же сыгранная им незатейливая мелодия обратилась в нечто невообразимое для Сирины. В закрытом помещении заморозило шкаф. Яур же даже бровью не повел, просто попросил ее быть ближе к нему, там безопаснее, и продолжил упражнения.

Ранее никогда не видевшая магии леи Париоти восприняла слова Рыси буквально и практически вцепилась в него, зажмурив глаза от страха. За его спиной все же был шанс не скончаться от нервного потрясения. Все вокруг шумело и трещало, стремительно покрываясь льдом, а она стояла, прижавшись щекой к его лопатке, и слушала незатейливую мелодию его флейты. И звучал этот инструмент как-то иначе, не так, как прочие. Кристально чистый, печальный звук казался каким-то призрачным, словно звучал не снаружи, а прямо внутри ее головы. Творящийся вокруг ужас не мог ни перебить, не заглушить тихую песнь флейты.

Леди Париоти не уловила момент, когда все вокруг стихло. Она так и осталась стоять, застывшая и оцепеневшая.

— Все хорошо? — Рысь не разжал ее руки, не высвободился, и даже не пытался.

— Что? Да. Да… — она сама отлепилась от его спины и, шагнув назад, чуть не упала, поскользнувшись на заледеневшем ковре.

— Видимо, нет. — смеясь, он подхватил ее свободной рукой, не дав упасть, и, усадив на чудом уцелевшую, но все равно холодную, кровать, заботливо подстелив свой камзол, протянул небольшой кубок — Слабое вино. Выпей, станет легче.