Где ты теперь?

Интересно, что случилось, подумал Эрон, кладя трубку. Обычно Эллиотт приглашает на ланч заблаговременно, а не в последнюю минуту. В двенадцать пятнадцать он поднялся из-за письменного стола, провел расческой по редеющим волосам и поправил галстук. «Ты мне, зеркальце, ответь, кто на свете всех лысее? — мысленно съязвил он на свой счет. — Тридцать семь лет, в хорошей форме, не урод, но лысею с такой скоростью, что к пятидесяти, если повезет, на голове останется не больше шести волосинок». Он вздохнул и убрал расческу.

«Дженни уверяет, что я так преуспел отчасти благодаря своей лысине, — напомнил он себе. — По ее словам, я выгляжу на десять лет старше, чем на самом деле. Спасибо, милая».

Несмотря на их дружбу, Эрон всегда сознавал, что аристократа начальника не могло не разочаровывать эмигрантское происхождение избранного им преемника. Именно об этом он размышлял, направляясь в столовую. Выходец из Стейтен-Айленда идет на встречу с привилегированным потомком одного из первых поселенцев Нового Амстердама, думал он. И неважно, что внук эмигрантов закончил Йельский университет, вошел в десять процентов лучших по успеваемости на своем курсе, а затем получил диплом магистра в Уортонской школе бизнеса, все равно это не одно и то же, если за твоей спиной предки-аристократы. Интересно, услышу ли я сегодня в очередной раз анекдот о «кузене Франклине».

Эрон признался, что слышать уже не может надоевшую ему историю о том, как Франклин Д. Рузвельт однажды, в отсутствие жены Элеоноры, пригласил одну даму из партии республиканцев исполнить роль хозяйки на приеме в его родовом поместье в Гайд-парке. Когда председатель демократической партии высказал ему недовольство, удивленный Рузвельт ответил: «Разумеется, я попросил ее исполнить роль хозяйки на сегодняшний вечер. Она единственная женщина в Гайд-парке, кто стоит со мной на одной социальной ступени».

— Это была любимая история отца о кузене Франклине, — всякий раз, посмеиваясь, добавлял Эллиотт.

Подойдя к столику, где услужливый официант уже выдвинул для него стул, Эрон немедленно почувствовал, что сегодня Эллиотт не настроен рассказывать анекдоты о своих досточтимых родственниках. Вид у него был задумчивый и озабоченный, он был весь погружен в свои мысли.

— Эрон, рад вас видеть. Давайте быстро сделаем заказ. Мне еще предстоит пара встреч. Полагаю, вы возьмете, как обычно?

— Салат Кобба, без заправки, и чай со льдом, мистер Клайн? — спросил с улыбкой официант.

— Все верно.

Эрон не возражал, чтобы его босс считал этот неизменный салат признаком самодисциплины. А на самом деле его жена Дженни любила готовить, и ее даже самый простенький обед не шел ни в какое сравнение со стерильным меню, которое здесь подавали.

Эллиотт сделал заказ и, дождавшись, когда официант отойдет подальше, сразу приступил к сути:

— В воскресенье мы получили известие от Мака.

— Обычный звонок в День матери? — спросил Эрон. — А я тут думал, не изменит ли он своей привычке в этом году.

— Не изменил, и даже больше.

Эрон не сводил взгляда с лица Эллиотта Уолласа, пока тот рассказывал о записке, полученной от Мака.

— Я посоветовал Оливии пойти навстречу желанию Мака, — сказал Эллиотт. — Но, как ни странно, она, видимо, самостоятельно пришла к такому же решению. Мак для нее «находится в самовольной отлучке», как она выразилась. Оливия собирается присоединиться к нашим общим друзьям и совершить круиз вокруг греческих островов. Меня тоже пригласили. Возможно, я съезжу туда под конец круиза дней на десять.

— Обязательно поезжайте, — не замедлил посоветовать Эрон. — Вы всегда очень много работаете, не даете себе передышки.

— В следующий день рождения мне исполнится шестьдесят пять. В большинстве компаний меня давно бы уже сместили с поста. Я хозяин этой компании, и единственное преимущество, которым я пользуюсь, — давным-давно никуда не езжу. — Он помолчал, словно готовясь к чему-то, после чего сказал: — Но я пригласил вас не для того, чтобы обсуждать планы на отдых.

Эрон Клайн с удивлением заметил, что взгляд Уолласа затуманила тревога.

— Эрон, вы пережили ужасное горе, когда погибла ваша мать. Но если бы дело обстояло по-другому, если бы она исчезла, а потом позвонила вам, вы бы уважали ее волю или все-таки чувствовали себя обязанным продолжать поиски? Лично я ни в чем не уверен, и это меня беспокоит. Правильный ли совет я дал Оливии? Может, мне следовало сказать ей, чтобы она удвоила усилия в попытке найти Мака?

«Положим, мама исчезла десять лет назад, — мысленно сказал себе Эрон. — Положим, она звонила раз в год, а потом, узнав о моем твердом намерении выследить ее, прислала мне записку, велев оставить ее в покое, как бы я тогда поступил?»

Ответ лежал на поверхности.

— Если бы моя мать поступила со мной так, как поступил со своей семьей и вами Мак, я бы сказал: «Раз ты того хочешь, мама, значит, так тому и быть. А мне есть чем заняться».

Эллиотт Уоллас улыбнулся.