Где ты теперь?

– Нет, – ответил он, – таких, как мы, множество. Не сосчитать сколько. И все мы в равной мере одиноки или вообще не одиноки, и в этом-то как раз и проблема. Мы самодостаточны. Мы просто хотим, чтобы нас оставили в покое. А при таком раскладе, Матиас, детей не будет. И семьи не будет.

– Может, в мире уже достаточно семей?

– Семей не может быть достаточно. Никогда. – Он отвернулся. – Страх сближения, Матиас. Мне об этом рассказывал один профессор в Копенгагене. Страх слишком сблизиться с другими. Именно он заставляет нас слегка отодвигаться в сторону, когда в автобусе кто-нибудь садится рядом. Это страх общности, страх смерти.

Я не совсем понимал, к чему он ведет, и попытался было что-то ответить, но Хавстейн опередил меня и сменил тему:

– А ты знал, что в шестидесятых сюда приезжали американцы, чтобы потренироваться перед полетом на Луну?

– А разве не в Исландию?

– И сюда тоже.

– Ты уверен?

– Конечно. Я сам его видел.

– Кого?

– Армстронга. И Олдрина.

– Здесь, на Фарерах? Когда?

– Ну-у, где-то в середине шестидесятых. По-моему, летом шестьдесят седьмого. Они были в Слеттаратиндуре. Мы ехали туда на рыбалку или возвращались с рыбалки, точно не помню. На озеро Эйдисватн. С друзьями. И тут мы увидели у обочины целую колонну машин.

Я не мог понять, верить ли ему, правда ли то, что говорит Хавстейн. Прежде я об этом не слышал. Возможно, так оно и было, просто это хранили в тайне, о которой знали всего несколько человек и которую по разным причинам утаили от биографов. Или может, он сказал это, чтобы отвлечь меня от того разговора, не хотел меня расстраивать за два дня до нового тысячелетия. Ничего страшного. Все равно приятно такое слышать.

– Там было человек пятьдесят, – продолжал он, – и все с большими рюкзаками, чемоданами, оборудованием. Они тащили все это наверх по гравию, в горы. Мы тогда пошли следом, но на порядочном расстоянии. Старались держаться подальше, чтобы нас не заметили. Лезли они долго, потом остановились и начали что-то устанавливать. Толпа людей, и непонятно, зачем они туда пришли. А потом, когда народ немного расступился, мы увидели двух астронавтов в огромных скафандрах, они, пошатываясь, выполняли разные задания, но какие именно, сложно было разглядеть. Помню, у одного из моих приятелей оказался при себе бинокль, и мы смотрели в него по очереди. Укрывшись в траве, мы подглядывали за ними. В конце концов, астронавты сняли шлемы, и мы увидели их лица. Там был Армстронг. Я абсолютно в этом уверен. Память на лица у меня хорошая, поэтому через два года я с легкостью его узнал.

– Ты и Олдрина видел?

– Наверное. Не уверен. К нему я особо не присматривался и не запомнил.

– Как и многие другие, – ответил я.

– Смотри, – сказал Хавстейн и махнул рукой, – вон там.

Я поднял голову и увидел прямо перед нами Ранндалур, она и впрямь была похожа на пирамиду, только поросла серой травой и покрылась грязной тонкой снежной коркой. Гора возвышаясь над поворотом в Клаксвик, напоминала многоэтажный торт, который, ярус за ярусом, слой за слоем, возводила природа или клаксвикские викинги. Чтобы увидеть ее округлую вершину, мне пришлось откинуться назад, так что я чуть не поскользнулся. Я пожалел, что у меня нет фотоаппарата, это стоило заснять на пленку. Но я никогда не брал с собой фотоаппарат, ни в одно из путешествий. Ну вроде как если я даже и сделаю снимки, кому мне их показывать?

Мы отвернулись и пошли к остальным, хотя спиной все равно словно продолжали чувствовать эту гору, оставшуюся там, позади. Паром начал причаливать, и мы сели в машину. Потом грузовой трап опустился, и мы, съехав по нему, очутились в Клаксвике. Вылезли из машины и договорились встретиться с Хавстейном через пару часов. Ему надо было съездить в Мюли и навестить «другую группу», как он их называл. «Другая группа» – такие же, как НН, Палли и Анна, пациенты реабилитационного центра, которым по разным причинам самостоятельная жизнь внушала скорее беспокойство, чем радость. Как я понял, в этом реабилитационном центре пациентов больше, чем на нашей маленькой фабрике, и некоторые из них были вовсе не такими здоровыми, как моя группа, как мы. Поэтому свобода их передвижений была ограничена и место расположения центра выбрали не случайно.

В 1994-м, когда местное население окончательно разъехалось, правительство выделило средства на постройку этого центра. Хавстейн настаивал, поэтому денег дали много, и если даже мы, в Гьогве, чувствовали себя отрезанными от мира, то с Мюли все равно было не сравнить. До 90-х годов там даже не было дороги, и жители добирались вертолетом или на пароме до соседнего острова, потом – до моста на Бордой, а там оставалось пять-шесть километров до Клаксвика.