Зевая, я надел куртку. Проснулся я еще не до конца. Достав из конверта деньги, я положил их в карман, а потом мы вышли в коридор.
– А кстати, спасибо за открытку. Было очень приятно.
Наморщив лоб, НН посмотрела на меня:
– За открытку? А, да. Ой, я же забыла… я же собиралась отнести ее тебе в комнату…. Ты заходил к Хавстейну в кабинет?
Наручников и полицейских сирен не было, но меня совершенно явно поймали с поличным. Я не знал, что ответить.
– Да тут как-то телефон зазвонил, – сказал я, – и я решил, что надо взять трубку. И тут увидел открытку. На письменном столе.
– И кто звонил?
Подумав, я ответил:
– Никто.
– Никто?
– Ошиблись номером.
– Хавстейну не нравится, когда заходят к нему в кабинет.
Я опустил глаза:
– Угу.
– Ты у него в архиве рылся, да?
Соврать я не мог. Поэтому промолчал.
– Он жутко разозлится, если узнает.
– Он не узнает, – сказал я.
– Не узнает?
– Разве что ты ему расскажешь, – ответил я.
НН поднесла ко рту руку, заперла невидимый замочек и выкинула невидимый ключик через плечо.
– Спасибо.
– Об этом не беспокойся.
Она махнула рукой, показывая, что нам пора идти. Я не сдвинулся с места.
– Тебя я в архиве не нашел, – вырвалось у меня, – то есть твоего дела.
Она остановилась. Посмотрела на меня. Не знаю, хороший это был знак или плохой.
– Меня там и нет, я знаю. Я вытащила свое дело.
– Зачем?
Она огляделась вокруг и опять посмотрела на меня:
– Ты что, Матиас, забыл, что ли? Меня же нет.
– No Name?
– Вот именно.
– А как тебя на самом деле зовут?
– Пошли, – только и ответила она, – пора идти.
Развернувшись на каблуках, она пошла вниз. Пока мы спускались, я все выпытывал, зачем она вытащила из архива свое личное дело и известно ли ей, что там лежат документы столетней давности, спрашивал, не знает ли она, зачем Хавстейн хранит все эти записи, однако НН то ли не знала, что ответить, то ли ей просто скучно было об этом разговаривать, так что все мои вопросы остались без ответов, она просто отмахивалась от них и переводила разговор на другие темы. Но я решил не сдаваться. Я замолчал, но про себя твердо подумал, что как-нибудь припру Хавстейна к стене и спрошу его напрямую, чем это он на самом деле занимается. С того момента и дня не проходило, чтобы я не обдумывал свое решение. И день за днем я откладывал этот разговор.
Погода тридцатого декабря стояла безоблачная, было около двух градусов тепла, мы дружно втиснулись в «субару» и поехали вниз вдоль Фуннингсфьорда. По мнению знатоков, здесь была лучшая гавань страны, во время войны англичане построили тут военную базу. В середине XVIII века ходили даже разговоры о том, чтобы перенести сюда экономико-политический центр, но появилось что-то поважнее, может, об этих планах позабыли, так ничего и не вышло, хотя замысел был хороший. Побережье фьорда превратилось в самую густонаселенную территорию на Фарерах, стало скандинавским Токио, микроскопическим мегаполисом с населением свыше пяти тысяч жителей. И все равно более скучного места я не видел. Прижавшись к окну, я сидел на заднем сиденье рядом с НН и Палли, и мне подумалось, что если сюда приедет фотограф делать снимки для туристического проспекта, на пленке ничего не отразится, кадры останутся чистыми, потому что смотреть тут абсолютно не на что.