Подождите, я же вам сейчас мою Еву покажу
Наташа. Я живу в Бёврон Ан-Ож. Это в двадцати пяти километрах к востоку от Кан, в департаменте Кальвадос, в Нормандии. Я живу с мужем. Оливье — очень хороший, очень заботливый муж. Моя мама любит рассказывать всем своим знакомым, что мой муж так заботится обо мне, что каждый раз, когда я в туалете, он стоит под дверью и спрашивает меня очень деликатно: «Натали, все ли у тебя там хорошо проходит?» Ну, мама конечно плюсует. Он, все-таки, не каждый раз так спрашивает. Иногда он занят и другими делами… В Париже я бываю только когда распродажи. А так, у меня больше там друзей не осталось. Пару раз, еще давно, я увиделась с Лео. Мы посидели в кафе. Обменялись новостями. Он рассказал мне про Сержа… Я еще тогда подумала: «Ну, надо же. Все об этом думают, а некоторые это делают». Еще я подумала: «Молодец». Такие вот две мысли посетили меня тогда… Больше мы с Лео не виделись.
Конечно, здесь деревня. Но я не жалуюсь. Тут нет грязи, нет забастовок, демонстраций, акции протеста каждый божий день… Всей это Парижской левизны. Здесь этого нет. И бомжей тут тоже нет и даже черных и арабов мало. Потому что во Франции сейчас… Это прямо беспредел какой-то. С этими эмигрантами, которые все лезут, и лезут, и лезут… И такие, главное, наглые. Интегрироваться вообще не хотят. Хотят на всем готовом быть… Мы с Оливье голосуем за правых. Но мы этого не афишируем. Здесь не очень принято афишировать свои правые убеждения. Потому что французам нравится казаться революционерами и борцами за свободу. Но быть и казаться — не одно и тоже. Уж я то это знаю. Я всю жизнь… В общем…
Нет, детей у нас нет. Мы их планировали какое-то время. Сначала. Но, то ли возраст у Оливье уже… Хотя. В шестьдесят три многие мужчины еще становятся отцами. Возможно, это не из-за Оливье. А из-за меня. Из-за двух моих абортов. От моего предыдущего месье. Ненавижу этого урода мерзкого и его жену — овцу поганую… А усыновлять чужих детей мы не хотим. Оливье боится плохой наследственности. Что они все вырастут наркоманами или психами. Я в это не очень верю, если честно, но я… Просто не хочу снова за чужими детьми ухаживать. Наухаживалось… В общем, все у меня хорошо. Бёврон Ан-Ож — очень красивая деревня. Она входит в список самых красивых французских деревень в Нормандии. Тут очень спокойно, много красивых старинных домов. Много цветов. Туристы в восторге.
И у меня все спокойно и все хорошо… Только вот иногда, когда я с одних транквилизаторов перехожу на другие… Иногда, в такие вот моменты, мне хочется… Как-то… Хочется, вот…. Так на кухню зайти… И вот так вот… Прямо взять тарелки наши все… и бить их!!! И бить их!!! И бить, бить, бить, бить, бить, бить их!!! Пока ни одной целой не останется ни одной целой не останется пока во всей этой кухне ебучей ни одной целой тарелки пока не останется!!!
Серж. Где я?
Первое время я надеялся, что в Париже будет проще. Что там станет легче. Новый город, это же как новая любовь. Ты ее боишься, но ты думаешь: «А вдруг в этот раз все получится?» Ты говоришь, ты просишь: «Пожалуйста, Господь, или кто там… Пусть в этот раз все получится. Пусть я найду здесь себя, свое место, своего человека! Не могу же я вечно вот так… Нельзя же вечно быть таким…»