Где ваш дом, дети?..

Сергей Иванов ГДЕ ВАШ ДОМ, ДЕТИ?..

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ (Дневник отца)

Родительский дом

Моей жене и другу посвящаю.

Автор

От рождения до года

Я отец. Родитель маленького мальчика. Непривычно и страшно. Иду по улице и разглядываю мальчишек. Таким мой будет через пять лет, вот таким — через пятнадцать. И понимаю, что чепуха, что не таким он будет. А все-таки поскорее хочется «примерить» к себе сына во всех возрастах, привыкнуть к мысли, что рядом со мной суждено расти новому человеку, мужчине, гражданину двадцать первого столетия.

…Привезли его домой. И все притихли, все замерли, приглядываясь, не смея жить привычно, то есть громко.

Возникла кроватка с деревянными перильцами, похожая — так мне виделось — на старинный аэроплан. Письменный стол переделали в пеленальный. Прикатили коляску из магазина. Выросла гора пеленок-распашонок.

Галка, жена, в постоянном восхищении сыном. Она обсуждает со своей мамой каждый крик и любой взгляд Саньки (так мы его назвали), а я удивляюсь, что любая мелочь, с ним связанная, может стать для женщин событием…

…Он кричит. Вначале крик-предупреждение: «Ох, что-то случилось, посмотрите на меня!..» После некоторого молчания тоном выше, требовательнее: «Да вы что, забыли, что я у вас есть!..» И наконец, надрывный, захлебывающийся протест погрубевшим, обиженным голосом: «Не хочу с вами знаться! Никакого внимания! Ну вас всех!..»

Личико морщинится, делаясь некрасивым и стареньким. Ноги-руки тычутся под пеленкой бестолково и быстро.

Галка перепеленывает его, и он замолкает, удовлетворенный… Чуть позже я взял сына на руки, и вдруг у него глаза распахнулись, и он поглядел на меня пронзительно и тревожно. А я на него уставился. Так изучали друг друга несколько минут. Потом Саня улыбнулся, а я обомлел от этой его улыбки. У самого физиономия расплылась в ответ.

Вроде бы я к нему всей душой. Но Галка вдруг озадачила: упрекнула, что холодновато отношусь. Стал думать. На руки его лишний раз стараюсь не брать, ни разу не поцеловал за первый месяц его жизни? Это, что ли, холодновато? Не говорю вслух о своих чувствах? Не клянусь в вечной верности сыну?..

Впрочем, поразмыслив, решил, что Галка права. Действительно, особой нежности к сыну пока не испытываю. Что он сейчас такое? Маленький симпатичный звереныш без разума. Ни поговорить с ним, ни сходить куда-нибудь вместе! Ни поучить его чему-то, ни заняться чем-то на пару!.. Видимо, в этом специфика проявления родительского чувства у мужчины: позже, значительно позже мужчина ощущает себя отцом, чем женщина матерью. Что это значит — ощущать себя отцом? В первую очередь, по-моему, чувствовать, что ты нужен. А нужен ли мужчина, нужен ли отец грудному малышу? Решительно могу сказать: не нужен. Как рабочая сила, к примеру пеленки гладить, мужчина нужен жене. А ребенку только лишняя досада, лишний крик от жестких мужских рук. Так что необходимость в папе возникнет для Саньки не раньше, чем в год-полтора, так я сейчас считаю.

Главное, что я сделал для него на сегодня, дал ему имя. Галка предоставила мне эту честь, и я назвал его Александром сразу, без колебаний. Не в чью-то честь. Не потому, что значение имени понравилось.

Просто знал, как он будет зваться. Сразу знал, не размышляя, не сомневаясь.

А ведь говорят, имя связано с судьбой. Или судьба с именем. И, выбирая имя, мы выбираем то, что достанется ребенку на земле…

Может быть, мне просто пришлась по душе ласкательность этого имени? Санечка… Сашуля…

Или созвучность тому званию — сын, — которое он получил при рождении. Санек — сынок… Санюля — сынуля…

Звучит как стихи. Или как песня.

Правда, Галка от меня не отстала. Я дал имя, она придумала титул: Клопуська Жукастенький Первый.

И стал Санька у нас наследным принцем. Обедаем мы, к примеру, на кухне, и вдруг он за стеной голос подает.

— Клопуська Жукастенький гневаться изволят! — говорю я значительно.

— Он вас вызывает, лорд-камергер! важно, в тон мне, подхватывает Галка.

Оба хохочем, и я спешу к его высочеству нижайше проведать, не мокры ли его пеленки.

…В сыне и радость, и величайшая грусть. Вот он живет, кричит — тот, кто увидит меня мертвым, тот, кто похоронит меня и будет сидеть на моих поминках. Ведь говорят же: смерть отца — рубеж взрослости сына. Даже вещи чувствуют, что люди не вечны. Бывают минуты отстраненности, когда все твое отворачивается, как бы загодя привыкает к твоему отсутствию. Проснешься, глянешь на комнату и чужой она кажется. Словно преданная собака, свивается кольцом вокруг Сашиной кроватки и ждет:

— Проснись, хозяин!..

Грозишь ей пальцем, чтобы про тебя вспомнила, и делаешь зарядку, чтобы заново в ней утвердиться.

Начинается день, и снова надо мирно сосуществовать со стариками в нашем густо населенном мире из трех комнат.