Где же Лизонька?

Издалека послышался звук подходящей электрички. Я обрадовалась. Звук возвратил меня к реальности, и страх стал понемногу уходить. Я решила дождаться людей, которые сойдут на станции и пойдут в мою сторону, чтобы с ними вместе дойти до нашей улицы. Тогда страх развеется окончательно.

Из электрички никто не вышел… Я с трудом поднялась и почему-то направилась обратно, в сторону куста, чтобы убедиться в реальности случившегося. Обойдя его, я посмотрела на место, где лежало тело. След от него еще был виден, но совершенно ясно, что уже через час он полностью исчезнет под снегом. Я осмотрела все вокруг – ничего нет, только снег. В любом случае ничего не разобрать толком: света с платформы явно недостаточно. Даже если какие-то предметы и остались лежать вокруг места, где было тело, все уже занесло снегом. Мартин ходил вокруг меня, обнюхивая и снежную вмятину, и сам куст. Вдруг он, поскуливая, попытался залезть мордой прямо внутрь куста. Я присмотрелась и увидела небольшой предмет, застрявший между ветками. Им оказалась небольшая книжка, похожая на записную. Там же, в середине куста, валялся маленький карандашик на оборванной цепочке золотистого цвета. Я сунула книжку с карандашиком в карман, мы с Мартином развернулись и поспешили к дому.

Через пару минут мы уже были на нашей освещенной улице. Снег продолжал идти, но, казалось, природа не одобрила происшедшее, не соответствующее той красоте, которую она подарила, и погода начала меняться. Поднялся ветер, сметая кружево с крон, снег стал колючим, легкий мороз все больше ослабевал, проступало предчувствие оттепели. «На дорогах будет кошмар завтра», – уныло подумала я.

Дома я еле добралась до постели и, несмотря на изрядную порцию полученного перевозбуждения, уснула как убитая, чего со мной давно не случалось.

Утром в суете сборов яркость происшествия стерлась, но было ощущение другого состояния жизни: фоном все время проступала картина стройной женской ножки в лакированной вечерней туфле, – и я совершенно не знала, что с этим делать.

Двигаясь в плотном утреннем потоке машин, я продолжала размышлять, – стоит ли нанести визит в полицию: ведь ни одного факта! Кроме рассказа о моем вечернем приключении, мне принести нечего. Записная книжка, которую я нашла и успела мельком просмотреть, была совершенно новой и совершенно пустой. Ни одной записи, надписи, подписи и всего прочего, именуемого словами с этим корнем. Более того, как часто бывает у новых книг, красивая кожаная обложка была продублирована легкой бумажной, которая размокла от снега совершенно. Я не прикасалась к предмету голыми руками, но у меня были большие сомнения, что какие-либо другие отпечатки пальцев могли сохраниться на вымокшей бумаге.

Но, надо признаться, была еще одна причина, по которой я убеждала себя в бесполезности этого визита: я очень боялась. Я прекрасно помнила охвативший меня ужас, а любой публичный рассказ о моем приключении открывал меня как свидетеля. «Знают два, знает свинья» – вспомнила я. Я живу одна в большом доме, на довольно глухой улице. Сигнализации у меня нет. Я очень боялась открыться где бы то ни было и кому бы то ни было, что стала свидетелем преступления и видела преступников. И хотя, если подумать, я ничего толком не поняла и даже опознать бы никого не смогла, – но попробуйте, расскажите это тем двоим! Сильно сомневаюсь, что им это понравится, и они оставят этого самого свидетеля и саму ситуацию на произвол судьбы. Короче, страх прочно укоренился во мне.

Но, понятно, оставлять этого тоже нельзя. Я искала способы сообщить об увиденном. Можно написать анонимное письмо в полицию с описанием события вчерашнего вечера – но это будет еще более бесполезно, чем визит. Можно поговорить по телефону, не называя себя и объяснив, почему. Это пока мне нравилось больше всего. Но здесь есть опасность попасть на какого-нибудь недобросовестного или, напротив, особенно добросовестного дежурного, который не соединит анонима со следователем. И вообще, телефон в наше время прослушать ничего не стоит, если кто-то задастся этой целью.

В общем, я не знала, что делать. А если не знаешь, что делать, надо у кого-нибудь спросить.

Я решила поговорить с друзьями.

Друзья

У меня есть друзья! Я не знаю, что точно означает это слово – друзья. Когда его употребляют в разговорах другие люди, мне не всегда кажется, что его можно применить к моим друзьям.