Где же ты, счастье…

— Зорина, представляешь, выхожу из туалета, а телефон в сумочке разрывается. Я быстро сбежала с лестницы в холл, достала мобильный и чуть не упала в обморок от радости. Это был он. Он позвонил мне только что! Представляешь, сам! И я убегаю сейчас к нему. Извини, что так быстро ухожу, но ты не представляешь, какая это радость для меня.

— Ладно, беги. Ты же как солнышко сияешь. На лице все написано, — улыбнулась подруга.

— Я обязательно тебя познакомлю с ним, — оправдывалась по пути Аня. — Как-то некрасиво с моей стороны получилось, ты только начала рассказывать о своей тайне, а я ухожу. Мне безумно интересно. Но пойми, пожалуйста, я давно его не видела, не могла отказать…

— Не беспокойся, все нормально. Спасибо, что пришла. А я сейчас еще поработаю над картиной.

Они вместе спустились в холл, и Аня, как по тревоге, сунула ноги в сапожки, накинув пальто, спешно выскочила из дома. Марта, услышав шум, поторопилась к двери, чтобы проводить гостью, но не успела попрощаться. Присела на минуту на диван и, посмотрев на задумчивую хозяйку, спросила:

— Что-то случилось?

— Случилось, Марта, случилось. Любовь… — улыбнулась Зорина и села в кресло напротив домработницы.

— Любовь — это прекрасно, — вздохнула Марта.

— Марта, а ты когда-нибудь влюблялась?

— Еще в школе. И даже призналась ему, но он только посмеялся.

— Ты же знаешь, в школьном возрасте мальчики редко влюбляются. Они не понимают этих чувств.

— Да, это сейчас мы умнее и опытнее. А тогда была такая трагедия, что жить не хотелось. Интересно, как сложилась его судьба… — задумалась Марта.

— Но ведь ты была замужем. Ты любила своего мужа?

— Зоренька, я была замужем два месяца. Даже не успели ребеночка родить.

— А что случилось?

— Он работал в строительной организации крановщиком на башенном кране. И что-то произошло, кран сошел с рельсов, накренился на бок, а кабинка его была не закрыта. Он вывалился оттуда, и травмы были не совместимы с жизнью.

— Какой ужас…

— Я тогда чуть с ума не сошла от горя. Вот так и осталась молодой вдовой. Ни детей, ни счастья с мужчиной больше не видела. Мне даже казалось, что мой Егорушка любил меня больше, чем я. Эти два месяца были сказкой. Егор был не красавчик, но с прекрасной душой. Этим он меня и взял. Три года ухаживал. Сейчас такого и не представишь.

— И всю жизнь ты одна?

— Да. Но когда пришла в ваш дом, успокоилась. Как говорят, прошла кастинг у Ксении Михайловны. А потом ты родилась. И вы стали моей семьей. Жизнь моя получила новый смысл, пустоты в ней не было.

— Верно, я не помню своей жизни без тебя. Как назвала тогда тебя вместо няни Марта, так и зову.

— А мне нравится, — с любовью посмотрела женщина на Зорину. — Я и представить не могу, как бы жила без вас. И когда ты мне предложила взять в помощь еще одну домработницу, переживала. Думала, неужели я перестала справляться? Не хочу никого рядом.

— Помню. Мы тогда с бабулей догадались и решили, что не будем никого брать. Марта, все хочу спросить… Большая часть твоей жизни прошла в нашей семье. Ты, наверно, многое знаешь. Не сомневаюсь, что больше, чем я. Какая была бабушка? Вот что ты думаешь о ней?

— Милая моя, если я что и знаю, то это мои догадки, но не факты. А я приучена ни с кем не делиться догадками. Даже с членами семьи. За это меня Ксения Михайловна и любила.

— Но сейчас ее нет. Может, ты мне что-нибудь расскажешь? Она просто не успела о чем-то рассказать. Собиралась буквально на следующий день. А так случилось, что она умерла ночью. Я так мало о ней знаю. Казню себя, что никогда не расспрашивала о ее жизни.

Марта молчала. Отвела глаза в сторону и старалась не продолжать разговор. Зорина поняла, что ничего больше узнать не удастся, и не стала бередить ей душу. Подошла к мольберту, стоящему возле окна, посмотрела в окно, отметив, что уже вечереет, и снова с грустью посмотрела на мольберт. Взяла кисть и задумалась: «И все-таки живопись выше поэзии. Так, наверное, размышлял когда-то великий мастер Леонардо да Винчи. Она изображает дела Бога, а не человеческие вымыслы, которыми довольствуются поэты, по крайней мере, наших дней. Они не изображают, а только описывают, заимствуя у других все, что имеют. Поэты лишь сочиняют. Леонардо возражали многие, а мне кажется, он прав. Глаз дает человеку более совершенное знание природы, чем ухо. Вот почему живопись, немая поэзия, ближе к точной науке. В картине все образы, все краски являются вместе, сливаясь в одно, подобно звукам в созвучии, как в музыке. Даже в перьях птиц, в воде встречаются переливы красок, в узорах инея на деревьях, на замерзших окнах. Если бы спросить у мужчины, что ему приятнее — портрет возлюбленной или описание, сделанное хотя бы величайшим поэтом…»

Зорина улыбнулась таким мыслям, положила кисть и оглянулась. Увидев, что Марты в холле нет, удивилась ее бесшумному исчезновению. Девушка прошлась по коридору и только хотела постучать в дверь комнаты, в которой всегда отдыхала Марта, как она открылась. Марта стояла перед ней в темно-коричневом пальто и шляпке с маленькими полями, будто еще носила траур по бабуле.