— «Ага, как и сам Маркус не бросил на произвол судьбы моего брата у моста Канцелярского суда», — едко заметил он.
В комнате оперативного штаба повисла внезапная тишина, нарушаемая лишь шипением помех в радиоканалах, открытых для передачи, и еле слышным жужжанием принтера.
— «Уходите оттуда», — повторил полковник. Феникс вовсе не для всех обладал статусом настоящего героя. Это замечание от радиста уязвило полковую гордость Хоффмана. — «Это приказ, Щехтер. Оставьте его там. Мы проверим тюрьму ещё раз, когда атаку отобьём, если вообще отобьём».
Теперь же полковнику предстояло сделать самое тяжёлое дело: взглянуть Ане в глаза.
— «Лейтенант, вы определились с точкой встречи с Кимом?» — спросил он.
Аня так и сидела, прижав руку к наушникам. Несмотря на её внешнее спокойствие, Хоффман заметил, как она покусывала нижнюю губу, что было совсем не в её духе. Подойдя к Ане, полковник тронул её за плечо.
— «Пойдёмте, лейтенант, пора выдвигаться. Надо провести инструктаж Киму. Технические данные готовы?»
— «В процессе, сэр», — ответила Аня, даже не взглянув на него. Причинение ей таких душевных мук для полковника оказалось даже тяжелее, чем необходимость повернуть тот командный ключ, испепеливший города на поверхности Сэры. — «Надо ещё распечатать кое-что. Через пять минут всё готово будет».
— «Хотите, чтобы я сообщил председателю о том, что Щехтер… завершила эвакуацию заключённых?» — спросил Матьесон.
— «Да», — кивнул Хоффман. — «Я знаю, что ты всё ему тактично обрисуешь, но необязательно лгать, чтобы меня прикрыть».
— «Понял, сэр».
Подобное решение далось ему охереть как тяжело, но полковник вынужден был так поступить. Если же Прескотту не понравится его выбор, то единственным вариантом для председателя остаётся отмена распоряжения главы штаба обороны с последующим приказом Щехтер на возвращение к тюрьме через отряды червей. Если Прескотт так и поступит, то его рабочие отношения с полковником станут весьма натянутыми.
Это как раз и была одна из тех вещей, которые приходилось делать во время войны, и, чем выше звание, тем чаще. Хоффман понимал, что будет сожалеть об этом до конца своей жизни. Но решения своего изменить он просто не мог, пусть даже и весь тот взвод готов погибнуть ради спасения Маркуса, ведь это не им решать было, а самому полковнику. Ради одной жизни несколькими никто не рискует, даже ради Маркуса.
Хоффман направился к двери. Прихватив свою папку, Аня быстрым шагом направилась за ним в полнейшем молчании: никаких возражений, никакой мольбы, ни даже слезинки на её щеке.
Боевой информационный центр почти что целиком состоял из длинных коридоров, по которым эхом разносился стук ботинок об плиточный или паркетный пол. Казалось, что до вертолётной площадки им предстоит идти целую вечность, а такой долгий путь в молчании пройти непросто. Хоффман ждал, что Аня в итоге разрыдается, принявшись умолять его вернуться за Маркусом. Он почти что сам этого хотел, чтобы появился хоть какой-нибудь повод передумать. Но Аня ни слова не произнесла. Она была так похожа на свою мать: думала только о долге и не теряла здравомыслия. Разве что, не пыталась пойти на какой-то безумный риск, ведь прекрасно понимала, чем всё может обернуться.
Выйдя из здания, они увидели, как лейтенант Мэнселл корчит из себя старшего по погрузочным работам у вертолётов. Кивнув Хоффману, он показал на “КВ-239”.